У меня тоже есть история, как я не начал играть в покер в 2002-м. Так как она слегка связана с Америкой и биологией, осмелюсь привести её в тематическом блоге.
В 2002-м я еще по инерции продолжал работать аспирантом и ТА (teaching assistant) в университете штата Вермонт, но уже понимал, что будущего у этого занятия нет. Во-первых, мне чрезвычайно не нравилось то, что если хочешь заниматься наукой в университете, собственно науке ты будешь уделять примерно 5% свободного времени. Остальное - обязательные часы лекций, семинаров, бумажное оформление оных, бумажное оформление вообще каждого своего шага, бешеная гонка за публикациями в рецензируемых изданиях, заседания научных советов, заседания разных обществ, в которых ты обязан состоять, иначе ты лузер и лишен перспектив, и тому подобное. Я понимаю обоснованность этих ограничений - системе не очень интересно разбираться в том, кто ты такой: асоциальный гений, которому надо годик подумать, или ленивый и бесполезный наркоман. (Университет Вермонта тогда занимал почетное второе место по потреблению каннабиса на душу населения, уступая, кажется, только легендарному Аризона Стейт.) Но во мне с детства прочно засела любовь к той науке, которой занимались мои родители и почти все их друзья - таинственные опыты в подвалах величественного четырехэтажного деревянного замка далеко за полярным кругом, многолетняя подготовка к многолетним экспериментам (результатом одного из которых стало появление камчатского краба в Баренцевом море, о чем я потом писал диплом магистра), романтические рейсы на ледоколах по 3-4 месяца, охота на птиц из снайперских винтовок со снотворным и пр. Это было для меня правильной наукой, а не бюрократическая писанина среди железных ящиков под рокот кондиционеров.
За первый год моего обучения в Вермонте на природе мы побывали только один раз. Я хорошо запомнил эту дату, но оно и неудивительно, вы тоже её хорошо помните: 11 сентября 2001 года. ("There is no World Trade Center anymore", - сказала мне срывающимся голосом незнакомая девушка в библиотеке, куда я зашел вечером проверить почту.) Всё остальное время я занимался тем, что переписывал погонные километры чужой статистики из актуальных статей и компилировал из неё свои простыни, чтобы проверять гипотезы относительно некоторых теорий о биоразнообразии, которые казались мне полной чушью ("Что ты меряешь? Хуйню ты меряешь!" - как говорил мой любимый физик Виктор Викторович из РУДН примерно об этом, хотя и совсем по другому поводу), но обеспечивали неиссякаемый приток новых публикаций, примерно по две за семестр с аспиранта, моему научному руководителю профессору Н. "Остальное время" относится к тем самым пяти процентам свободного времени. Прочие 95 были заполнены ведением семинаров у первокурсников, которых я учил проводить ДНК-тесты на агаре (чего ранее никогда не делал; пришлось практиковаться с вечера, чтобы утром выглядеть экспертом) и прочим занимательным вещам; посещением лекций и семинаров, на которые записался я сам; part-time job в химической лаборатории, где я принимал ящиками то, за что Уолтер Уайт из первого сезона отдал бы левую руку; попытками выжить.
Что, собственно, приводит нас ко второму пункту моих претензий: сводить месяц хотя бы в ноль аспирант не может в принципе. Даже если он такой бедный, но гордый русский, что ему дали стипендию и он не только платит за обучение, но даже имеет право работать 20 часов в неделю в кампусе университета. Зато он платит: за учебники (сотни долларов, даже если брать поюзанные; тысячи, если не тратить время и брать новые), общагу (одна комната без кухни и туалета, зато по цене на уровне квартиры в городе, и ты не имеешь права отказаться от этого счастья в своем первом семестре), медстраховку (я редко болею и в принципе готов принять риски оплаты медицинского обслуживания без страховки, но это запрещено законом), ну и раз в год - налоги США и налоги штата, под которые надо откладывать деньги, которые желудок просит потратить на еду. А также мелочи - еда, одежда, канцелярщина, компьютер... Бытовые проблемы для более прихотливого человека казались бы неразрешимыми, я же на многое смотрел проще, всё-таки из родительского дома уехал в 16 лет и накопил некоторый опыт. Но они были велики, в том числе и потому что я не вожу автомобиль, а без него в США тяжело - маленьких продуктовых магазинов (в Питере в моем доме их, например, целых два, и еще два в 5-минутной шаговой доступности) там нет, надо ехать за 10 км в большой молл. Выручал велосипед, но 10 км это еще полбеды, вторая беда заключалась в часах работы. (Люди в России не ценят 24-часовые магазины, как и многое другое, обеспечивающее здесь недостижимую в других местах свободу.) В общем, проблемы возникали с самыми банальными вещами, но больше всего их было с деньгами.
Был период, когда я, как всякий уважающий себя русский репатриант, играл на деньги в шахматы в парке. Ничего интересного в этом не было, никто не пытался не платить или проявлять агрессию - просто долгое ожидание фиша и туповатый гринд. То есть в целом я был отлично готов к туповатому гринду и прыгал бы до потолка от радости, узнав, что им можно заниматься не под открытым небом, а сидя в своем кресле или лёжа на диване.
Из парка в связи с наступлением холодов (в Вермонте зима примерно как в фильме "Фарго"; это не Флорида) я перешел в шахматный клуб. Собирались по четвергам. Там я не играл кэш, так как место было респектабельное, играл турниры. Платил взнос долларов 20, через 2-3 месяца (одна партия в неделю!) получал какой-то приз не больше сотни. Там было 3-4 человека моего уровня, мы бились за 2-3 приза, так что деньги отнюдь не гарантировались. Однажды с парнями съездил в Бостон на большой опен со взносом порядка $50, взял небольшой приз долларов 200, проиграв в последнем туре гроссмейстеру Иванову, но в целом было ясно, что в турнирах денег нет. Чтобы успешно гриндить турниры, надо было быть гроссмейстером Ивановым из Нью-Йорка, а не кандидатом в мастера из Одессы.
Однако постоянный доход давала торговля шахматным журналом собственного изготовления, который я приносил в клуб каждую неделю. Делал 6-8 листов текста - актуальные новости, позиции для решения, прокомментированные партии топов и игроков из клуба, конкурсы какие-то. Верстал и распечатывал в университете, приносил в клуб, продавал по 5 долларов, иногда даже по 10 экземпляров получалось продавать. Это было довольно большое подспорье, кроме шуток. Налогов с этого я не платил, но в IRS никто не стукнул, за что им спасибо. В Вермонте в целом живут нормальные северные ребята, потомки пионеров, и не их вина, что мне совсем не понравилось в их стране. Один из шахматистов в дальнейшем помогал мне с шахматными переводами - вычитывал их для одного московского издателя.
И вот в очередной четверг мы готовимся играть тур чемпионата клуба. Президент клуба просит минутку внимания.
- Друзья, - говорит он, - наш добрый товарищ Джон, - и показывает на жизнерадостного завсегдатая, играющего в шахматы на таком уровне, какой я незаметно проскочил в пять лет, - в этот уик-энд сыграл в покерном турнире в Атлантик-сити и занял первое место, получив 350 тысяч долларов. Давайте поприветствуем этот успех!
Джон покраснел, поднялся со стула, поклонился. Мы похлопали.
Никогда я не был так близок к миллиону долларов, заработанному собственным умом. Ни до, ни после.
Но, увы, я тогда совершенно не знал разницы между турниром по покеру и соревнованием по игре в автоматы. А то, что игры в казино минусовые, я, к сожалению, знал прекрасно. "Ещё один выиграл в лотерею", - справедливо заключил я и сделал ход 1.d2-d4...
Зато если бы не комбатс, я бы вообще не начал в покер играть. Вселенная блюдет баланс.