Das KapitalЪ (совместный блог Nameless и Khishtaki)

Про Брэндона говорили что он родился очень красивым. Даже сразу после родов, когда любой младенец представляет собой сморщенный синий комок плоти, Брэндон был более красивым сморщенным синим комком плоти, чем другие дети. У него были утонченные черты лица, большие глаза и это проглядывало даже через одутловатость и диспропорциональность новорожденного. У Брэндона был синдром Эдвардса. Возможно потому, что его мать, Марта, была не очень счастлива замужем за пожилым электриком Райаном, и иногда прикладывалась к любимому бурбону Wild Turkey даже будучи беременной. Возможно потому что Райану было уже за пятьдесят, а как известно возраст отца сказывается на количестве мутаций у ребенка. А может это просто случайность. Точно установить причины все равно уже нельзя, получилось как получилось. Сразу после родов, когда врачи озвучили вердикт, Марта преисполнилась решимости не сдаваться. Марта относилась к типу людей, у которых реакция "Бей или Беги" превалирует над реакцией "Замри и жди". То есть Марта была боец по натуре. Вместе с родственниками они устроили сбор средств на Фейсбуке, заложили дом, доставшийся Марте от матери, и в результате собрали почти триста тысяч долларов. В больнице понимали, что шансов справиться с синдромом Эдвардса практически нет, но триста тысяч долларов есть триста тысяч долларов. Тем более, что доктор Барнсвелл легко убедил себя, что он берется за этот проект только ради того, чтобы попытаться помочь семье малыша, дать им шанс. Брэндон умер через четыре месяца. Четыре месяца Марта билась за его жизнь, четыре дня после этого билась в истерике. Райан утешал ее как мог, но что он мог сделать? Пожилой, не особо умный. Они и познакомились то потому что Марта была пьяна, а у Райана не было так уж и много выбора. Женились по залету, жили скучно. Этот ребенок был последним шансом сохранить семью. Но не вышло.
Марта запила окончательно, подурнела, располнела. Райан в конечном счете бросил её, дом отобрали за долги перед клиникой. К счастью, и это первый раз, когда удача действительно улыбнулась Марте, в Калифорнии тепло и солнечно, и быть бездомным гораздо комфортнее, чем в Висконсине или Нью-Йорке.

Роб родился в Сан-Диего. Его дед служил во флоте и участвовал в сражении при Мидвее, и даже был награжден Военно-Морским крестом, о чем регулярно рассказывал Робу, когда навещал их семью. Ну вы знаете, пожилые люди постоянно забывают о чем говорили недавно и вечно рассказывают одни и те же истории. Но Робу нравились эти истории. И про сам налет японских морских бомбардировщиков, и про то как его дед тушил пожар на борту, и про то, как дед почти восемь часов держался за ящик с аварийными рационами, ожидая пока его подберут спасательные службы. Дед был очень голоден, потому как по традиции он не стал есть перед боем, все знают что ранение в живот гораздо лучше переносится натощак. Дед был голоден, и знал что в ящике рационы, но боялся открыть его, опасаясь что ящик захлестнет волной и он перевернется и затонет. Так все восемь часов и захлебывался слюной, представляя как он будет есть, когда его спасут.
Но особенно Робу нравилось когда дед изображал японцев. Он оттягивал уголки глаз пальцами и начинал верещать таким забавным голосом, что Роб просто катался по полу со смеху в прямом смысле слова. Роб был уверен что он тоже будет служить. Он коллекционировал модельки кораблей и солдатиков, он выпросил у деда его фотоальбом и мог часами разглядывать детали морской формы или самые непримечательные особенности корабельного быта.

В отличие от Брэндона у Роба с наследственностью было все в порядке. Он был рожден быть мощным. Роб развивался чуть быстрее сверстников, и даже приобрел в детском саду и в начальной школе некоторый авторитет. Пожалуй можно сказать что Роб был негласным лидером класса, пока его одноклассник Джеймс случайно не застал маму Роба делающей минет красавцу Джованни, работающему в Сабвее, неподалеку. На самом деле Джеймс просто зашел в неподходящий момент. Зайди он чуть раньше, он бы увидел обычный секс, или может даже поприсутствовал бы при оргазме Рейчел. Просто сам Джованни достаточно тяжело кончал от вагинального секса, поэтому обычно, после того как он удовлетворял свою любовницу, просил о минете. Не, конечно сам факт того, что Джеймс увидел измену матери одноклассника тоже сделал бы свое дело, но именно минет оказался в решающей каплей.

Джеймс мгновенно рассказал об этом своим родителям и сестре. Он еще не понимал что поступает нехорошо. Но, увидев оживление и пересуды между родными обсуждающими событие, Джеймс все осознал.
На следующий день он рассказал всей школе что мама Роба сосала письку Джованни. Дети не очень хорошо представляют себе что такое секс, но вот процесс сосания письки они визуализировали быстро и непринужденно. Как чура-чупс. Роб мгновенно сделался изгоем. Их район был населен потомками итальянцев и ирландцев, и считался весьма религиозным. Каждому однокласснику Роба дома рассказали как же нехорошо поступила его мама. К сожалению, им забыли рассказать, что травить одноклассника тоже нехорошо. Роб подвергся самому сильному моббингу в истории школы со времен травли первых негров, получивших возможность ходить в одну школу с белыми. Кто-то отрывался за то время когда Роб был лидером и насмехался над ними, кто-то всерьез воспринял разговоры о грехе Рейчел перед Богом, кому-то просто нравилось издеваться, пока есть возможность делать это безнаказанно. Роба дразнили, его пинали в спину, его били толпой, когда он пытался огрызаться. Как положено, его макали головой в унитаз. На доске перед началом уроков рисовали женскую голову с членом во рту. А так как дети в этом возрасте рисуют достаточно плохо, и голову и член приходилось подписывать. Иногда это были Rachel и Dick, иногда Giovanni и Whore. Приятного для Роба было мало в обоих случаях. Первые несколько раз он бросался стирать рисунок, потом перестал.
На воскресной службе женщины демонстративно пересаживались со скамейки, на которую садились Роб с матерью. Отец Роба, затраханный жизнью клерк среднего звена в Воллмарте, в конечном счете простил Синди. Но соседи и Роб не простили её никогда.
Авторитету Роба в классе уже было не суждено восстановится. Не в силах противостоять такому напору толпы он быстро приобрел выученную беспомощность, перестал сопротивляться, и только пытался минимизировать последствия. Стал ходить в школу малонаселенной дорогой, приходить немного опаздывая, чтобы рисунок с доски к тому моменту уже стер учитель, начал постоянно ходить в наушниках, даже не для того, чтобы не слышать оскорблений, а чтобы окружающие думали что он ничего не слышит и отставали. Как принято, горе надо заедать. Вместо того чтобы стать крупным Роб стал толстым. Это тоже не добавило вистов к его шансам вырасти в школьной иерархии.

Роб замкнулся в себе, ушел в фэнтези, комиксы и компьютерные игры. Так как Роб был рожден все таки больше сильным чем умным, среди нердов особого авторитета он тоже не снискал. Но тут хотя-бы его никто не трогал и даже слегка побаивался. Силы сломанного в школе характера уже не хватило на то, чтобы мечтать о флоте, где место настоящим мужчинам. Ну и сама идея обитать долгое время в замкнутом мужском коллективе без возможности спрятаться дома или за никнеймом в интернете повергала теперь Роба в ужас. Он не пошел в колледж и устроился охранником на склад, где по ночам во время смены мог продолжать обсуждать в интернете очередную серию Стар Трека и Доктора Кто. Особенно хорош был Доктор Кто. Его можно было смотреть вечно.
Однажды, разгребая чердак, он нашел свой старый ящик с игрушками. В легком замешательстве он разглядывал модельки кораблей и дедов фотоальбом. Какое-то время поколебавшись Роб отнес все это на помойку. Смешно даже подумать что когда-то он хотел служить в флоте, жить в тесном вонючем помещении с кучей воинственных болванов, без доступа к комиксам и Нетфликсу. Ей богу, смешно.
Через месяц Роб запил.

Рассел родился в многодетной семье техасских фермеров. Как положено фермеру, отец его был суров, имел пикап, любил рестлинг, родео и футбол. Он вообще любил жизнь во всех ее проявлениях. Только гомиков ненавидел. И негров. И долбанных хиппи. Так как вокруг их ранчо обитали все больше мексикашки и китаезы, а негров практически и не встретишь, ненависть свою он подкармливал телевизором. Сядет с пивом смотреть новости о том, как в очередном Нью-Орлеане очередной полицейский подстрелил очередного черного подростка, и начинает громко вслух обсуждать, почему полицейского надо наградить, а черномазым вообще запретить ходить по улице после 10 PM. К несчастью для него уже даже в их местности вслух такие мысли высказывать было нельзя, что уж говорить о Остине или Хьюстоне, куда они всей семьей ездили за культурной жизнью, на матчи Хьюстон Тексанс или в Carlos Junior, есть тако. Мексикашки конечно как народец так себе, но надо признать что с тако они придумали здорово.
Рассел же, надо признать сразу, в отличие от братьев не удался. Он оказался меньше уже при родах, чему несказанно была рада его мать, но совсем не рад отец. Он и рос медленно, и зарубки на двери, отмечающие его рост сходу можно было выделить из зарубок, отмечающих рост братьев. Те стояли кучно, по семейному.

Когда Расселу было четыре года, отец решил что пора делать из него мужчину, и повез с собой на бойню, куда по осени они сдавали бычков на забой. Бойня была старой, не эти ваши новомодные, где все автоматизированно, больше похожие на хирургические палаты. Нет, тут все было как раньше. Забивали уже конечно не руками, а электричеством, но разделывали туши все еще тут, и запах сворачивающейся крови густо стоял в воздухе. Для превращения в мужчину место то что надо. Тем более что владел ей знакомый отца, в целом разделяющий его взгляды на жизнь. На другие бойни с ребенком бы и не пустили. Вообще-то конечно четыре года для такого рановато даже по техасским меркам, но отца уже давно раздражало то, насколько Рассел не ковбой, а еще отец был пьян. Возможно именно Будвайзер нашептал ему прекрасное решение учить сына быть мужиком так же, как собак учат плавать. Просто поставить его в условия, где у него не останется выбора.

Но выбор у Рассела оставался. Сначала он побледнел, потом его трижды вырвало, последний раз уже насухую, только желчью, потому что мамин яблочный пирог кончился еще на втором подходе, потом он забился в угол и зажал глаза. Глупо конечно для фермерского сына, но даже зная что осенью бычков уведут "на бургеры" он выбрал себе в стаде любимчика и даже назвал его Чернышом. Когда Черныша на крюке увозили в комнату для разделки Рассел потерял сознание. К его чести, он так и не заплакал.
Вызванный на дом доктор осмотрел ребенка, сказал что все в порядке, это просто нервный срыв, и пройдет сам собой, если только пить детское успокоительное от фирмы, которая доктору слегка приплачивала. Он даже попытался вежливо пожурить отца Рассела, но не хватало еще чтобы чужой человек указывал техассцам как воспитывать детей.
Рассел пять часов после ухода доктора провел под диваном, откуда его не могли ни достать, ни выманить, и не говорил еще почти двое суток после того как вылез.

Сцена с Чернышом врезалась ему в память настолько сильно, что Рассел перестал есть мясо. Ну как перестал. В их семье невозможно было перестать есть мясо, никто не будет готовить для тебя одного, но он по возможности оставлял мясо в тарелке, и даже во время семейных обедов в Carlos Junior просил купить ему не тако или бургер, а молочный коктейль. Некоторое время ему удавалось притворяться успешно, но потом один из братьев, Джастин, самый смышленый, заметил насколько тщательно Рассел избегает кусочков мяса, накладывая себе рагу, и попробовал узнать в чем дело. Когда Рассел рассказал ему о том, что Черныш снится ему до сих пор, и смотрит с укором своими большими, коровьими глазами, в которых стоят большие, коровьи слезы, брат все понял, и никому не рассказал.
Джастин понял что Рассел ведет себя как девчонка, и никому не рассказал потому что куда удобней владеть таким секретом одному. Если впятером травить одного, каждому же меньше достанется? Я уже говорил, Джастин был смышленый.

Не нашедший таким образом поддержки в семье Рассел нашел ее в Остине. По пути на футбол он случайно увидел пикет "зеленых" в защиту каких-то там животных. Что за животные он забыл, но название организации запомнил и в пятнадцать лет сбежал к ним волонтером. Официально конечно он сказал что поехал в летний лагерь подзаработать деньжат себе на учебу, но чуткое отцовское сердце уже подозревало что что-то не так. Осенью Рассел не вернулся, а вместо себя прислал письмо в котором все объяснял. Сначала отец вспылил и собирался поехать выбить из этих зеленых, запудривших мозги его сыну всю дурь, а самого сына притащить домой за шкирку, но посовещавшись с женой они пришли к выводу что перед соседями будет лучше, если они сделают официальной версией ту, что их сынок настолько вырос настолько умный и самостоятельный, что еще в неполные шестнадцать получил стипендию и уехал учиться в большой город. А то позора не оберешься.

Рассел же нашел себе единомышленников, которых искал всю свою короткую жизнь, и пустился во все тяжкие. Он был большим "зеленым" чем основатель организации, большим веганом чем любой йог и большим хиппи чем Джон Леннон. Он даже геем попытался стать, но в последний момент понял что это уже перебор, и ему достаточно братской любви без проникновений.
Рассел увлекся буддизмом, занимался йогой, развивал себя, и это ему помогло стать одним из лучших сборщиков пожертвований для секты, к которой он примкнул. Он не был самым харизматичным, но брал свое большим количеством рабочих часов. В отличие от других сектантов он не боялся непогоды, и ходил собирать деньги в любое время суток. Образ Черныша сподвигал его на свершения и в дождь и в стужу. Рассел простудился, подхватил воспаление легких, пытался лечиться травами и молитвами и буквально сгорел за три недели. Когда его хоронили, сквозь кожу можно было разглядеть сухожилия. Отец Рассела все таки выбил дурь из всех этих зеленых и хиппи, как и собирался, когда друзья Рассела привезли тело и имели наглость попросить приглашение на похороны. И потом еще раз, когда они не послушали отказа и все таки пришли. Некрасиво конечно получилось перед соседями. Позорно.

Кельвин родился во Фресно. Этот не очень крупный и очень некрасивый индустриальный город был буквально влюблен в свою студенческую команду по американскому футболу. Let's go Fresno! Let's go Bulldogs!
Кельвин как нельзя пришелся к месту. Он рос крупным, атлетичным мальчиком, и с детства понимал что он будет или спортсменом или военным. В Америке вообще спорт и армия сильно переплетены, и Кельвину с детства запали в память все эти салюты и истребители на играх НФЛ и Memorial Day и то, какими серьезными и мужественными выглядели военные открывающие игру или поющие гимн. Гимн Кельвин тоже любил.

Он пробовал себя в баскетболе, в бейсболе но остановился все таки на футболе. Во первых все любят футболистов. Во вторых девушки любят футболистов. В третьих Кельвин любил Майкла Вика и хотел быть похожим на него. С собачками конечно вышло неудачно, но в остальном Вик был идеален.

Кельвин без проблем попал в школьную команду и даже стал героем своей школы, будучи наверное самым атлетичным и мощным дефенсив эндом всей Калифорнии. Да, с квотербеком не вышло, но дефенсив энд тоже хорошая позиция. Не пантер, в конце то концов. Несколько раз именно Кельвин приносил команде решающие сэки или фамблы. Кельвин потерял девственность в четырнадцать только потому, что благодарные великовозрастные фанатки раньше не смогли подловить его после тренировок. Тренировался Кельвин много и упорно. Ей было восемнадцать, но по габаритам Кельвин уже в четырнадцать лет был ее больше. В первый раз он ничего не понял, но ему понравилось, и ко времени окончания школы его личный счет уже был больше, чем у всех его одноклассников вместе взятых за всю их жизнь. К окончанию школы преимуществе Кельвина над сверстниками было уже не настолько высоко, но он все еще оставался отличным спортсменом и получил больше десятка предложений о стипендии. Выбор пал на родных Бульдогов. Иногда детские мечты сбываются.

В четвертом матче сезона, против университета Лас-Вегаса, во третьей четверти, при счете 17:24, Кельвин быстро расправился со своим тэклом, рванул в открытый гэп, и буквально уже услышал хруст каркаса квотербека под ударом своего тренированного тела, как хруст раздался на самом деле. Партнер Кельвина по линии весил всего 220 фунтов и не устоял на ногах под натиском здоровенного оффенсив гарда из Вегаса, настоящего зверюги весом наверное фунтов и этот зверюга, расчищающий проход своему раннеру, буквально швырнул все 220 фунтов своего соперника на ногу Кельвину. Это называется перекат. Более опытные игроки в таких случаях умеют контролировать то, куда они бросают поверженного соперника, чтобы не причинить травмы оппонентам или партнерам. Но гард из Лас-Вегаса был мудаком, он даже не попытался. Да и не смог бы, он был первогодкой, и такие тонкости игры еще не постиг. Крестообразные связки Кельвина порвались сразу все. В пылу игры он даже не понял что именно произошло, он даже ушел на своих ногах, пусть и хромая. Боль пришла только в подтрибунном помещении.
Игру они в итоге разгромно проиграли, ослабленная уходом Кельвина линия не сдержала натиска.

Учитывая что начало сезона вышло не очень, да еще и разгорелся конфликт тренера с советом попечителей команды, тренера уволили после пятой игры. Кельвин к тому моменту еще находился в больнице. Новый тренер Кельвина не знал, не видел его в игре, и соотвественно не видел его в своей команде. Поэтому, в неразберихе, вопрос с операцией и медицинским сопровождением спустили на тормозах. Команда не помогла ни советом, ни деньгами, им было не до того, агент оказался в этих вопросах не компетентен, а собственных денег родителей хватило только на самую обычную больницу, не для спортсменов.
Связки заменили, но плохо, и Кельвин обречен был уже хромать всю оставшуюся жизнь. Для спорта он уже не годился, для армии тоже.
Он попытался было заработать стипендию на оставшийся срок обучения за счет успеваемости, как это делали некоторые другие игроки, но куда уж там. Слишком много девушек было в его жизни, слишком мало времени оставалось на книги. Кельвин не устоял. Ну а кто бы устоял?

Для игроков американского футбола, не звезд, а носильщиков роялей, есть прозвище "продавцы страховок". Это намек на их будущее по окончанию карьеры. Нет образования, нет навыков, есть только переломанное тело и остатки узнаваемости. Самый тот набор для того, чтобы продавать страховки.

Конечно мало кто из бывших футболистов на самом деле продает страховки. Это просто расхожий штамп. Но Кельвин стал. Это было особенно унизительно - воплотить собой расхожий штамп. А что делать? Операция стоила немало денег, и надломила семейный бюджет. Первое время у него получалось неплохо, на жалости, люди еще помнили кто он такой, а потом уже и приноровился. И, даже когда он иногда выбирался в казино, проиграть пару сотен в техасский холдем, он хвастал окружающим не своим спортивным прошлым, а тем, что он может продать что угодно кому угодно.

Майк родился в мелком городишке в Миннесоте. Примерно таком, как в Фарго.
В семье автомеханика и танцовщицы. От папы ему передалась вдумчивая основательность и золотые руки, а от мамы - стремление тратить деньги так, как будто живешь последний день.

Майк отучился успешно в школе, играл за школьную команду в баскетбол и бейсбол, и вообще был достаточно крупным парнем. Не супер атлетом, но большинство сверстников превосходил. Летом Майк ходил с отцом на охоту и рыбалку, зимой не раз встречал волков на заснеженных равнинах Миннесоты, правда каждый раз наблюдал их только из окна отцовского пикапа. В общем Майк рос таким настоящим, эталонным американцем. Достойным потомком первых пионеров и скаутов.
Крупным, сильным, работящим.

Майк с раннего детства работал. Сначала он разносил газеты и мыл стекла машинам, потом стал помогать отцу в мастерской.
Не по принуждению, в удовольствие. Ему нравилось получать деньги, процесс когда с ним рассчитываются. С детских пор он помнил этот приятный звон монеток, когда очередной огазеченый сосед отсчитывал ему четвертаки. Когда он подрос, суммы стали больше, и монеты сменились купюрами, но этот приятный звон настолько крепко въелся ему в голову, что даже потом, во взрослом возрасте, когда Майк выставлял своим клиентам счета посолидней чем пару четвертаков, он делал счет не $79.99, как это принято в стране всепоглощающего маркетинга, а $79.38, чтобы получить восемь монеток.
Потому как девяносто девять центов никто не выдавал, все забивали на лишний цент, а вот за шестьдесят центов люди могли уже и поскупиться, и отсчитывали мелочь. Люди даже ворчали, ну что мешало парню попросить просто восемьдесят баксов и не заставлять их рыться по карманам? И даже считали его скупым, потому что он всегда забирал сдачу до последнего цента.

Но скупым Майк не был. Мамина привычка тратить деньги, впитанная с детства, выливалась в то, что всегда зарабатывая больше сверстников Майк постоянно сидел без денег. Он угощал друзей, он покупал ненужные гаджеты, игрушки и одежду. Он покупал книги, которые никогда не читал и фильмы, которые никогда не смотрел. Многие его покупки так и лежали даже не распечатанными, многие шмотки надевались лишь однажды или даже никогда, и забывались в глубинах шкафа. Майку нравился сам процесс шоппинга.
С этой стороны он тоже был образцовым американцем.

В связи с этим, когда Майк закончил колледж - денег у него не было ни на дальнейшее обучение, ни на отдельное проживание. Учитывая его габариты и навыки самым логичным способом заработать много денег виделась служба в армии. Там неплохо платят, там некуда тратить, там нужны такие как Майк. В конце концов служба дядюшке Сэму - очень американский поступок.

Майк сходил на презентацию, пообщался с вербовщиками, внимательно вместе с отцом прочитал контракт, и уже было собрался его подписать, как в дом напротив, соседям Ларсонам, привезли цинк из Афганистана, с их старшим сыном Тэдом. Майк в детстве любил играть с Тэдом. Тот тоже был крупным, сильным и работящим. Тэда хоронили в закрытом гробу, Тэд с подразделением неудачно попал под налет собственной авиации. Не было даже гарантии, что все фрагменты в гробу принадлежат Тэду. Такое бывает на войне.
Может быть, если бы Тэда просто подстрелил снайпер, и его хоронили в открытом гробу, в военной форме, со всеми медалями, величественность момента и склонила бы чашу весов. Но так как вышло, со всеми пересудами о том, что за месиво там лежит, Майк той же ночью выкинул контракт и ушел работать к отцу, в мастерскую.

Денег он не нажил, славы не сыскал, прожил до тридцати лет с родителями так и спуская все деньги на пустяки, в тридцать женился и наконец-то съехал. Родители потом еще несколько лет продавали на гаражных распродажах нераспечатанные коробки со всякой всячиной, оставшиеся от Майка.

Жена родила ему двойню, располнела, но зато поставила под контроль наличность, отбирая у Майка всю зарплату. Дом стал полной чашей обычной зажиточной, работящей семьи. Причем полной, как в плане материальных ценностей, так и в плане веса членов семьи. Как у настоящих американцев, достойных потомков первых пионеров и скаутов.

Ник родился в Нью-Джерси, в богатой семье юриста и ландшафтного дизайнера.
Ника с детства готовили к успеху. Родители видели его или квотербеком НФЛ или юристом или генералом. Соотвественно у него были репетиторы по большинству предметов и даже персональный тренер по американскому футболу. К сожалению для Ника в его школе в то же время учился невероятно одаренный негр по имени Джамаркус, который несмотря на окружающую его нищету и то, что пить он начал в четырнадцать, а курить траву в тринадцать, он на голову превосходил всех сверстников и Ника в том числе.

Тренер, пожилой американец польского происхождения, симпатизировал Нику, и даже давал ему шансы, но каждый раз, когда команда начинала отставать в счете выходил Джамаркус и, в вальяжной манере, даже с некоторой ленцой одерживал победу. Через несколько таких игр Ник уселся глубоко на лавку.

Сам Ник и его родня считали это совершенно несправедливым, ведь Ник был со всех сторон образцовым мальчиком, а Джамаркус носил дреды и уже в школе имел татуировки, но тренеру платят за результат. Родители посчитали что сидеть бэкапом недостойно их сына, и Ник ушел из команды. Хотя сам бы он посидел еще. Ему нравилась игра, нравились тренировки, и всеобщее внимание ему тоже очень нравилось.

К моменту, когда Ник с отличием окончил школу, США вела одновременно несколько войн, хотя сама их таковыми и не считала. Знакомые отцу военные стремительно продвигались по службе, и вообще вся страна только о военных и говорила. Участь Ника была решена и, после подключения связей, Ника зачислили кадетом в Вест-Поинт.

Лучше начать карьеру было нельзя. С детства привыкший быть лучшим во всем, ну кроме того случая с карьерой квотербека в школе, Ник быстро добился успехов и тут. Он хорошо учился, был на виду, неоднократно поощрялся, и вообще считался одним из самых перспективных кадетов. И армия и флот и ВВС уже присматривались к нему, в надежде завербовать. При этом занудой его тоже назвать было нельзя. Ник был пусть самоуверенной, но душой компании и принимал участие во всех положенных юношеских забавах. И в розыгрышах, и в самоволках, и в традиционном ежегодном бое подушками.

Там то все и случилось. Ну что может сделать молодому, пышущему здоровьем парню удар подушкой? Ничего. Поэтому кадеты подкладывали в наволочки тяжелые предметы. Нику прилетело консервной банкой, в затылок, да еще на противоходе. Когда Ник упал, его обидчик даже не подумал что что-то стряслось, и с победным кличем побежал дальше в бой.

А стрясся ушиб головного мозга второй степени. Ник пролежал без сознания почти пятнадцать минуть, еще три дня его тошнило, и медики с неохотой диагностировали что к дальнейшей воинской службе Ник не годен.
Медсестра рыдала, когда заполняла его карточку, так ей жаль было симпатичного парня, закончившего свою карьеру уже в восемнадцать. Тем более что удар консервной банкой сбил с него все высокомерие, и в палате лежал просто растерянный и все еще плохо соображающий мальчик.
Консервы кстати были с тунцом. Вот уж в прямом смысле слова лососнул тунца.

Для семьи Ника это было еще большим ударом, чем для него самого. Там уже мысленно расставляли на полках семейного серванта будущие фотокарточки бравого Генерала Ника, а тут такое. Вместо поддержки ему долго пеняли на то, что участие в ребячестве сломало его карьеру, а потом переключили свое внимание на младшего брата. Он как раз подрастал, и выглядел перспективным, и в его параллели не было Джамаркуса.

Ник обладал сильным характером. Он залечился, приготовил месть. Месть правда осложняло то, что он не видел обидчика, и только дедуктивным методом и расспросом свидетелей смог предположить, кто же именно из курсантов нанес ему тот самый удар. Когда все показания сошлись на одном, второгодке из Висконсина, Ник выследил его пьяного ночью у дома и сломал ему коленную чашечку бейсбольной битой. Скандал был огромный, но недаром Ник был на хорошем счету в академии. Операция "Возмездие" была спланирована в лучших традициях американских вооруженных сил, и Ника не опознали и не нашли.

Также, в лучших традициях американских вооруженных сил, операция "Возмездие" покарала не того. Да, недаром опытные опера говорят "врет как очевидец". Сокурсники перепутали, висконсинец был не виноват. То есть он конечно тоже подложил свинчатку в наволочку, но к счастью никому как следует не попал, и уж тем более не попал он и в Ника.

Но это уже не важно. Приободренный своей местью Ник решил что операции и армия все таки его судьба и, когда все двигательные функции восстановились в более-менее полной мере, устроился в частную военную компанию Blackwater. Та же армия, но не так пристально смотрят в медицинскую карту. И не так престижно. Но родителям Ника было уже все равно. Вскоре Ник уехал в Афганистан, а оттуда в Ирак.

А Джамаркуса кстати застрелили в девятнадцать в гангстерской перестрелке. В их районе редко кто из юношей доживал до двадцати пяти без пули или срока.

Томми родился в "солнечном" Висконсине. В детстве Томми мечтал стать биологом, потому что единственный на уроке на котором надо было препарировать лягушек - не испугался и сделал это первым. За что его даже похвалила красивая молодая учительница. Мотивация для выбора жизненной стези конечно так себе, но много ли надо ребенку?

Постепенно Томми приучил себя к этой мысли, и даже попросил на день рожденья не ХBox, а шикарное издание "Жизни животных", Брема. Хотя это было частью плана. XBox он выпросил потом, мотивируя это тем, что у всех сверстников есть и один он как лох.

Томми старательно читал, старательно учился но, признаться честно, наука была не для него. Кроме старательности он ничем похвастаться не мог.

Зима выдалась снежной, на Новый Год разразился сильный буран, и когда из-за неисправной гирлянды загорелся их дом, пожарные не могли добраться по нерасчищенной дороге больше двух часов. Вот удивительно, вокруг снег, а дом сгорел. К счастью никто не пострадал, и за гибельно семейного гнездышка вся семья наблюдала из своего пикапа, который успели выгнать из гаража.

Дом сгорел почти дотла. Злая ирония судьбы в том, что из-за этого же бурана отец Тома не успел доехать до офиса и продлить страховку, которая закончилась аккурат 31 декабря. Деньги, отложенные на учебу Тома ушли в качестве первого взноса за новый дом.
Так Том построил дом.

К несчастью Том был не настолько талантлив, чтобы получить стипендию в колледже. Он конечно попытался, и не один раз, он вообще был старательным, как я уже говорил.

В результате вместо того, чтобы копаться во внутренностях селекционных пород мышей Томми ушел на флот по контракту.

Он был старательным и усидчивым, и его интеллекта, недостаточного для колледжа, с лихвой хватило на то, чтобы стать радистом. Он отработал три года на подводной лодке, взвыл от духоты, тесноты и отсутствия баб, плюнул на армейские льготы, положенные ему в случае продления контракта и ушел в небольшую охранную компанию, принадлежащую Blackwater Corp.

За работу по охране нефтепромыслов в горячих точках платили весьма неплохо, а Томми задался целью обязательно скопить денег на нормальный колледж своему будущему сыну.

С таким именем естественно к Тому прицепилась кличка Томми-ган, хотя он даже из пулемета стрелять то не умел. В основном Том работал водителем, хотя иногда приходилось выходить в караул или помогать неопытным радистам.
Томми должен был вести один из грузовиков в Эль-Фаллуджу, в колонне, перебрасывающей различное спецоборудование с точки на точку, но Томми был дружелюбным, и мексиканец Хавьер, служивший в его взводе поделился с Томми домашними тако, присланными ему в посылке. Под жарким иракским солнцем тако доехали не в оптимальном состоянии. Вообще это конечно была дурацкая идея, посылать еду посылкой из Америки в Ирак. Посылку даже принять то не должны были, но на почте работал еще один родственник Хавьера, и он подсобил. Ну а что вы хотите от семьи Хавьера, там даже читать то не каждый умел, а уж тем более не мог найти на карте Ирак.

Большое количество чили скрыло душок и привкус, но не помогло от законной диареи. Томми и других друзей Хавьера пронесло со страшной силой. Почти двое суток он не отходил от толчка, и съел активированного угля больше, чем потребляет угольная теплоэлектростанция средних размеров.
Стивен не входил в число друзей Хавьера, он вообще был социально замкнут, поэтому он повел грузовик вместо Томми. Но к Стивену мы вернемся позже.
А Хавьеру кстати хоть бы хны. Никакой диареи. Иммунитет что-ли.

Ларри родился в Атланте. Джорджия вообще достаточно черный штат, а Ларри - единственный черный в нашем повествовании. Это не потому что я расист, а просто ну вот так сложилось.

Ларри пошел служить потому, что к двадцати пяти годам он имел троих очаровательных детей. Несмотря на все школьные лекции о пользе презервативов Ларри ими не пользовался. Ощущения не те. Первого ребенка он сделал в шестнадцать. Семья Жанин была набожной, об аборте не было и речи. Да и сам Ларри родился шестым ребенком в семье, и был готов нарожать как минимум столько же негритят. А вот его банковский аккаунт оказался не готов.

На семью с шестью детьми давали много пособий, и если знать где и как сэкономить, то можно было пристойно существовать. Мать Ларри знала.
А Жанин не знала. Да и пособий на троих детей давали не так много.

У черного из бедной семьи, не торгующего наркотиками, не играющего в баскетбол и не поющего рэп было не так много вариантов для заработка. Служба была одним из них.

Ларри служил надежно и целеустремленно. Он последовательно стал лучшим в своем взводе в учебке, в своей роте в армии и в даже в Blackwater Corp, куда с радостью пригласили такого хорошего и инициативного солдата, он выделялся и был на хорошем счету. Поэтому даже вопрос о том, войдет Ларри в состав охранников колонны в Эль-Фалуджу или нет даже не стоял.

Стивен был родом из Нового Орлеана. Стивена назвали в честь деда. Деда звали Степан. Дед Стивена был родом с той части современной Украины, которая кочевала от империи к империи как переходящая полковая девка. Дед Стивена успел пожить немного и в Австро-Венгрии, и в Польше, и в Российской Империи и даже чутка в СССР не выходя из родной деревни. Два раза деда чуть было не расстреляли при очередной смене власти, сначала бойцы Котовского, потом Пилсудского. Третьего раза дед ждать не стал, и путем долгих и случайных приключений, о которых сам Степан рассказывать не любил, оказался в Америке.

Степан был аполитичен и трудолюбив, говорил по польски и в Америке он представился поляком, примкнув к диаспоре. Диаспора же и подогнала ему вариант в Нью-Орлеане, где после Депрессии землю можно было купить буквально за бесценок.

Стивен совсем был не похож на деда. Ни внешностью, ни трудолюбием. Общего у них было пожалуй только то, что Стивен тоже метался по жизни от случайности к случайности.
Стивен подписал контракт пьяным, после того как девушка которой он сделал предложение ответила отказом. Стивен должен был служить в штабных структурах, но молоденькая и глупая секретарша перепутала его с однофамильцем и одним росчерком ручки отправила в Ирак. В Blackwater как в в армии, приказы не обсуждают и Стив поехал.

Стивен даже не должен был попасть в эту колонну, но случайно подвернулся под руку ротному, когда тот решал, сколько бойцов отправить. Они столкнулись выходя из-за угла, и ротный решил что одним больше не помешает.

Стивен лежал в кювете слева от подбитого БТРа, Ларри справа. Ник, оказавшийся прямо на линии огня, лежал на БТРе. Точнее то, что осталось от Ника лежало на том, что осталось от БТРа.

Рация осталась внутри, и насколько Ларри понимал сигнал о помощи подать не успели. Хотя боевики нынче пошли технически продвинутые, и при засадах часто использовали глушилки.

Пулемет не давал поднять головы, пулеметчик явно был профи. Время от времени, видимо от скуки, пулеметчик всаживал еще пару пуль в Ника. Патронов он не жалел.

Ситуация сложилась патовая, и Ларри понимал что время работает против них, что их наверняка уже обходят.
Если бы удалось перемахнуть через дорогу, то пулеметчик оказывался в зоне досягаемости гранаты, но против такого профи встать - уже означало смертный приговор. Оставаться на месте тоже значило смертный приговор, но чуть позже. Во имя своих детей Ларри очень хотел жить.
Ларри был прилежным солдатом, и вспомнил, как он читал где-то, что человеку сложно сосредоточиться на двух целях одновременно. Что часто в таких случаях несовершенный мозг человека целится ровно посередине, не попадая ни в одну. Что мозгу человека не доступна подлинная многозадачность. Раньше проверить эту теорию у Ларри возможностей не было. Лучше бы ее и не возникло вообще. Но что то делать было надо.

Ларри доходчиво объяснил свой план Стивену. Ждем когда пулеметчик в очередной раз от скуки выстрелит в Ника, вскакиваем одновременно, перемахиваем через дорогу, бросаем гранату. Если все пройдет по плану - выживут оба. Если не по плану - выживет один. Если ничего не делать - не выживет никто.

План был неплох. Я бы даже сказал это был отличный план, если базироваться на имеющейся у Ларри информации. Но Ларри обладал не всей информацией. Ларри просто не знал про Александра.

Александр родился в Кривом Роге. Александр был левшой, и в Советском Союзе это было отнюдь не достоинством, а даже наоборот. Четыре года его пытались переучить, наказывали, ставили двойки, но так и не перебороли.
До кучи Александр был еще и рыжим. Этих двух признаков вполне хватило чтобы стать чужим в своем классе. Нет, не то чтобы совсем изгоем, но дразнили его регулярно. Саша научился драться, вскоре обидчики замолчали, ну кроме тех у кого были старшие братья, но своим Александр так и не стал. Особенно среди девушек, которых бить было нельзя.
Поэтому взаимоотношению полов Александр как следует так и не научился.

Он отслужил срочную еще при СССР, служил в разведке, там и освоил снайперское дело. Потом, не очень социальный Саша пошел служить по контракту. В армии хотя бы всегда понятно где твое место, и никто не может тебе тыкать тем, что ты рыжий или левша.
Да и баб тут меньше, меньше неловкости.

Все было неплохо до тех пор, пока Александр таки не нашел себе женщину.
Она работала медсестричкой в части и была слаба на передок. Достаточно слаба для того, чтобы переспать даже с угрюмым и нелюдимым Александром.
Саша, не избалованный женским вниманием влюбился в нее своей угрюмой любовью даже несмотря на слухи и смешки окружающих.
Поэтому он не сдержался, когда вошел в каптерку во время того, как их комбат рассказывал прапору как он недавно отжарил эту давалку из санчасти.

Случайный секс обошелся комбату в сломанную скулу и два ребра, а Александру в продолжение его военной карьеры. Несмотря на весь его военный профессионализм.

Две недели Александр пил, потом на него вышел невзрачный но деловитый мужичонка, раньше он служил в Афгане и они быстро нашли общий язык. Мужичонка вытащил из Сашу из запоя, отвез в больницу прокапаться, и уже трезвому и злому предложил уехать наемником. Время сейчас такое, снайпера нужны везде. Саше нужно было отвлечься, предприимчивому мужичонке нужны были комиссионные

Так Саша попал в Ирак на сторону "зла", и соотвественно на свою позицию, на высотке чуть в стороне от засады, с которой он должен был прикрывать основные силы боевиков в случае если подойдет вторая волна. Второй волны не было, и Саша скучал смотря на догорающий БТР, в то время как Фахрид лениво простреливал место засады из пулемета, давая время обходящим зайти в тыл тем двум, кто успел спрыгнуть с брони в кювет.

Александр был профи. И даже несмотря на то, что его усилия в общем то в этой стычке и не понадобились, держал на мушке лежку одного из наемников пиндостана.

Помимо того, что Александр был профи, как мы помним Александр был левшой.
Убежище Ларри было по правую руку от Саши, поэтому пуля из проверенной временем, и немного доработанной СВД досталась ему.

Стивен сам не помнит как он перемахнул через дорогу, и бросил гранату. Он помнит только как услышал вертолеты и понял что спасен. Боевики дисциплинированно отошли потеряв лишь Фахрида.

За проявленное мужество и героизм капрал Стивен Яворски был награжден Крестом Выдающейся Службы.

Стивен, задним числом переписанный из Blackwater в ряды Армии США, которой для поднятия морального духа как раз нужен был пример героизма, еще долго получал приглашения в школы, где рассказывал школьникам о том, как благодаря Богу и судьбе он и получил свой Крест, и какой путь ему пришлось пройти, перед тем как стать героем.