Время от времени, когда я роюсь в гаражном барахле, попадаются то одни то другие устройства из того прошлого. Они лежат бесформенной грудой в пыли, вырванные из канвы той истории и никто кроме меня никогда не сможет сказать для чего они служили.
Той *восьмёрки" и "оки" уже давно нет. После них я поменял не одну машину. Да и сами люди поменялись, причём так, что некоторых нет в живых.
Ушел Андрей - гениальный программист-альпинист, любивший свои циферки и горы. Влюбился в девчонку - дочку председателя совхоза, которая ходила на его курсы по программированию. Влюбилась и она. Стали тайно встречаться. Узнала жена - женщина властная, привыкшая гнобить и подавлять любую свободную мысль. Мы с Виктором иногда даже думали, что это не Андрей, а она вышла замуж за Андрея, настолько он был добр и бесконфликтный. Причём она, узнав о тайне Андрея, ничем и никак не выдавала свою обеспокоенность, заставляя нас по очереди искать Андрея в ночи по пустынному городу, пока она и сама не вычислила их съёмную квартиру.
А потом любовь Андрея бесследно исчезла. Её искали все - безутешный отец, мама, милиция. Андрея таскали по следакам и судам, но он был тут совершенно не при чём, так как и сам был убит этим горем. Стал пить.
Потом жене пришло в голову всё бросить и уехать из этого города. Сопротивлялся Андрей, сопротивлялись мы, но всё было тщетно. Началась распродажа просторной трёхкомнатной квартиры, огорода, машины, гаража и всех вещей.
На эти деньги она купила в Уфе маа-а -аленькую однушечку и поселилась с двумя детьми. Андрей мучился в этих условиях пять лет и не выдержал - вернулся к матери, стал бомжевать, а потом сгорел, куря пьяным в кровати.
Когда я был на серии Покерстарз в Эстосадоке, не выдержал и поднялся на подъёмнике в промежуточный лагерь.
Оттуда я смотрел на заснеженные пики сочинских гор, видел пушистые облака, ласкающие их вершины и думал, что где-то сейчас высоко в горах скитаются души двух влюблённых, встретившихся наконец-то вместе.
Выглядывало солнышко. Зима искрилась снежными огоньками и влюблялась в грустную осень.
Вдруг "старший" довольно грубо наклонился к нему, чуть ли не требуя показать ему карты. Рамиль сопротивлялся. Тогда я явственно услышал:"Покажи одну!", на что Рамиль не мог возразить.
Я сначала не понял в чём сыр-бор, слишком увлекшись противостоянием, и только сейчас увидел, что колода в чужих руках и её усиленно перебирают.
Я выкрикнул:"Карты на стол! Вы что творите!?"
Одновременно со мной крикнул Рамилю и "старший":"Ну ты и дебил! Мать твою! Деньги будешь отдавать сам! Братва пошли!"
Но часть народа всё же осталась, ожидая итога, вернулся немного отойдя и "старший".
"Вскрывайся!", грубо сказал он мне: "Вскрывайся!"
Тут он грубо вырвал из рук недоумевающего Рамиля карты и бросил на стол.
Три туза! Вот в чём была причина!
Я открыл свои семёрки.
Рамиль был в шоке:"Этого не может быть!"
Все молчали, уставившись на карты. Вдруг "старший" снова взял слово:"Ты помнишь он списал тебе полтинник? Пусть наш. Было такое?" Этот дурацкий понятийный регламент по которому каждое логическое завершение начинается с прописных истин, которые и так все знали буквально два часа назад, с которых начиналась встреча.
"Да знаю" сказал я, подтверждая сказанное.
"Тогда спиши ему этот долг и мы в расчёте".
Я хотел было сказать, что мы и так в расчёте, потому что я отыграл свой полтинник, а теперь наоборот - должен мне он, но промолчал. Я понимал пятой точкой, что отыгрыш был лишь предлогом, а по большому счёту до игры они рассчитывали на что-то большее.
Поэтому, внешне не задумываясь, почти сразу ответил:"Без проблем!", чем вызвал неподдельный восторг братвы. "Старший" снова внимательно посмотрев на меня, сказал:"Молодец! Держи пять! Думал, что ты другой. А ты оказывается ещё и прушник! Давай, береги себя! Рад был знакомству. Если что извини!"
Мы ещё выпили пару раз. На том и распрощались.
Рамиль потом уехал из города, поссорившись с братьями на бытовой семейной почве и больше я его никогда не видел. Не видел я больше никогда и остальных из этой компании.