Прибытие / Arrival (2016) Дени Вильнёв Если, включив телевизор, человек наткнётся на новости о загадочных космических кораблях, прибывших на Землю, то в его воображении разыграются до боли знакомые картины. Ведь так и начинается вторжение, верно? Однако, существует и другой популярный сценарий: быть может, пришельцы пришли к нам с миром. «Прибытие» - территория неопределённости. Инопланетная раса посетила Землю – это настоящее событие, но на контакт потенциальные благодетели идут вяло. Военные считают чужаков реальной угрозой и на это у них есть свои основания: если это мирная миссия, зачем для первого контакта гостям из космоса понадобилось сразу 12 кораблей? Удивительно ещё и то, что их гигантские средства передвижения зависли в случайных точках мира. Сами пришельцы при этом не выдвигают никаких требований. На вопросы о цели визита существа отвечают невнятным стрекотанием. Человечеству неуютно себя ощущать в роли кота Шрёдингера, поэтому правительства, чтобы внести хоть какую-то ясность в происходящее, приглашают в зону высадки выдающихся учёных, в число которых попадает Луиза Бэнкс. Её главная цель – попытаться найти с пришельцами общий язык.
Канадский режиссёр, приобретающий с каждым новым проектом всё больший вес в индустрии, давно мечтал поработать в жанре научной фантастики. Плоды наших трудов всегда растут в цене, когда мы подходим к работе с нескрываемым энтузиазмом. Критики сходятся во мнении, что Вильнёву удалось показать себя состоявшимся мастером. «Прибытие» поражает зрелостью решений. Этот фильм совершенно не похож на типичную клюкву, которую можно ожидать при подобной сюжетной завязке. Кино получилось сдержанным, даже немного меланхоличным. Сцены с изображением инопланетных кораблей и первый непосредственный контакт не имеют ничего общего со сказочностью знаменитых подростковых хитов Стивена Спилберга. Они полны тихого липкого страха перед неизведанным, такого страха, который люди усиленно скрывают от окружающих, пряча дрожащие руки. Анализируя ощущения такого рода, можно прийти к выводу, что многие вещи и действия, пугающие нас, объединяет нечто фундаментальное, нечто незыблемое. Дэни Вильнёв намекает на это ещё до появления инопланетян, знакомя зрителя с главной героиней, переживающей тяжёлую утрату – потерю совсем ещё юной дочери. История изучения языка инопланетян и семейная драма развиваются параллельно, не пересекаясь до самого финала. Зритель не понимает значения этих врезок, невероятно похожих при первом рассмотрении на монтажный хаос последних фильмов Терренса Малика, но, конечно, улавливает общее настроение двух сюжетов и некий скрытый объединяющий мотив. Первоисточник, рассказа Тэда Чана «История твоей жизни», устроен схожим образом. Стерильный текст имеет два начала: строгая аскетичная научная фантастика и немного сентиментальная семейная драма. Обе составляющих – неотъемлемые элементы единой структуры. Однако, Эрик Хайссерер, сценарист «Прибытия», не только сместил акценты, но и привнёс интригу, запланированный катарсис. Так фильм стал чуть больше похож на произведение искусства, но ключевую роль здесь сыграл, конечно, режиссёр. Минималистичный дизайн пришельцев, космического корабля и языковых символов, неброская электронная музыка, звук (обратите внимание на моменты тишины!), операторская работа, эксплуатирующая малую глубину резкости, способствуют восприятию «Прибытия» как арт-объекта. Кроме того, Эми Адамс, создавшая трогательный образ женщины-учёного, позволяет назвать фильм полноценной драмой. Возможно, именно эта актёрская работа принесёт пятикратной номинантке на Оскар долгожданную статуэтку?
Очевидно, что в декабре-январе «Arrival» попадёт во множество списков лучших фильмов года. Вместе с тем ясно, что создателям научно-фантастической драмы не избежать кассового провала. Многие люди стали жертвой популярного заблуждения, будто фантастика – это удел подростков, а умеренный темп повествования, видимая интеллектуальная глубина и претензии на искусство вводят их в замешательство. Потенциальный зритель не знает, чего ждать от подобного опыта, а потому избегает его, отдавая предпочтение чему-то знакомому и заведомо понятному. Есть и некоторые объективные причины, не позволяющие причислить Дени Вильнёва к лику святых. Режиссёр был вынужден пойти на множество компромиссов. За экранизацию рассказа о том, что язык определяет мышление можно безбоязненно браться с околонулевым бюджетом. При хорошем стечении обстоятельств всегда есть шанс выстрелить на Санденс. Ну, а если за спиной стоят продюсеры, указывающие на то, что какие-то важные концептуальные элементы могут вызвать у широкой аудитории сложности с пониманием, шедевру родиться попросту не суждено. Сценарист вынужден вносить необязательные упрощения в скрипт, чтобы разрешить конфликт, не оставляя вопросов, подвешенных в воздухе. Стройной картины мира, однако, не складывается. Некоторые мозголомные философские идеи изложены настолько схематично, что выглядят ляпами. Например, сложно понять, что вообще происходит в финале, так как в фильме почему-то опущены подробности, явно указывающие на то, что мир «Прибытия» существует в рамках строгого детерминизма. Кроме того, самые «сомнительные» эпизоды фильма прямо связаны с критикой физикалистского редукционизма, то есть мы в принципе не можем понять, как работает сознание живых существ, чьё восприятие мира радикально отличается от нашего. И этому крайне важному аспекту посвящена ровно одна короткая фраза, которой вряд ли кто-то придаст значение.
В завершении можно сказать, что за ремейк «Бегущего по лезвию» можно быть спокойным. Классика киберпанка в надёжных руках, остаётся только надеяться на то, что сценаристы смогут выдавить из себя нечто удобоваримое. Канадец принадлежит к вымирающему типу мэйнстримных режиссёров: Вильнёв, как выяснилось, обладает не только хорошим вкусом и умением снимать, но и желанием создавать интеллектуальные жанровые фильмы.
Рассуждение о философских особенностях сюжета «Прибытия» убираю под спойлер. Сразу хочу сказать, что изложенные мной ниже факты и предположения не являются каким-то заведомо верным и точным объяснением сложных эпизодов в фильме. Любые уточнения и контраргументы приветствуются. Кроме того, отмечу, что способность к описанию относительно широко известных философских идей не делает меня приверженцем этих концепций. Просто они хорошо стыкуются с сюжетом «Прибытия» и рассказа-первоисточника. 1) Детерминированность мира «Прибытия»
В рассказе Тэда Чана много внимания уделяется Книге Веков, абстракции, содержащей в себе все события из прошлого, настоящего и будущего. Если принцип причинности верен, то мир неизбежно приведёт нас к очень конкретным событиям в будущем, которые будут ничем иным как следствием бесчисленного множества предшествующих событий, но не будут иметь никакого отношения к нашей личной свободе воли. Выбирая между яблоком и грушей, человек не делает выбора, его к «выбору» приводит только последовательность событий в прошлом. Главная героиня считает, что примирить теорию свободы воли с Книгой Веков, то есть принципом причинности, невозможно. Луиза, однако, как мы знаем, заглядывает в будущее. Может ли она, узнав его, поступить теперь иначе, внести какие-то поправки?
Автор рассказа отвечает на этот вопрос так:
«Существование свободы воли несовместимо со знанием будущего. А мы знаем, что свобода воли реально существует, исходя из непосредственного опыта. Волеизъявление составляет неотъемлемую часть нашего самосознания.
Или нет?
Что, если сам факт знания будущего изменяет личность? Что, если у нее возникает чувство настоятельной необходимости действовать точно так, как она знает, что должна действовать?..»
Заметим, что в фильме Луиза, зная о своём будущем, не совершает никаких поступков, изменяющих реальность. Теперь вспомним пассаж инопланетян о том, что им понадобится помощь от людей через несколько тысяч лет. Значит, они уверены в том, что последовательность событий, несмотря на то, что Луиза видит будущее и теоретически могла бы что-то изменить, всё же приведёт к тем событиям, когда им необходима будет поддержка человечества. Этого мотива рассказ не содержит, но там есть чёткое указание на детерминированность мира:
«Гептаподы не свободны, не связаны в том смысле, как мы понимаем эти концепты; они не действуют по собственной воле, но и не являются беспомощными автоматами. Их специфический способ восприятия приводит не только к тому, что действия гептаподов совпадают с историческими событиями; гораздо важнее и интереснее, что мотивы их действий совпадают с целями истории. Действия ради порождения будущего; постановка хронологической пьесы».
Это приводит нас ко второму пункту.
2) Порочная концепция линейного времени
В упрощённом виде можно представить мир «Прибытия» как закрытую систему, которая зародилась, какое-то время существовала, а потом погибла. Давайте представим, что мы моделируем её и наблюдаем со стороны всю сразу в условном прошлом, условном настоящем и условном будущем, но не линейно, а одновременно. Примерно так же как вы видите мячик на полу в трёх измерениях, мысля его статично. Внесём ясность на примере.
Восприятие человеком времени похоже на точку, движущуюся по прямой из пункта А (рождение) в пункт Б (смерть). Гептапод, однако, видит реальность иначе. Он воспринимает всю прямую целиком. С его точки зрения никакого движения и никакой точки нет – эти существа видят всю картину сразу, не разглядывая отдельные её детали.
На секунду вернёмся к линейной концепции в духе фильма «Назад в будущее»: Марти, совершив путешествие из 1985-го в 1955-й, вызывает своими необдуманными поступками нарушение хода истории. Система его мира динамична. Мир «Прибытия», как я полагаю, абсолютно статичен. Луиза Бэнкс не может изменить будущее, так как будущее уже существует. Это не что-то «возможное» или «неизбежное», а часть реальности. Это часть той закрытой модели, которую мы рассматриваем со стороны.
Луиза, однако, одарена проблесками сознания, дающими ей возможность чувствовать суть времени. Если пришельцы обладают абсолютным знанием, то её способность воспринимать действительность далеко не так совершенна. К примеру, её книгу украшает иероглиф из языка гептаподов. Согласно линейной концепции времени, она не знала о существовании инопланетян до непосредственного знакомства с ними. На деле, однако, коммуникация такого рода естественна для существ, обладающих сознанием схожим с сознанием гептаподов. И это приводит нас к следующему пункту.
3) Критика физикалистского редукционизма
Выдвинем предположение: не существует никакого будущего, в котором главная героиня не будет ошарашена словами китайского министра, дающего ей номер своего телефона. Напомним, что Луиза, как и все существа, одновременно существует во всём времени, то есть одновременно рожает дочь, расшифровывает язык инопланетян, беседует по телефону с китайским министром и умирает. Как можно постигнуть этот парадокс, не укладывающийся в наши линейные представления о времени и принцип причинности, действующий строго в направлении от прошлого к будущему?
Объяснение этому мы можем найти у исследователей философии сознания. Согласно убеждениям некоторых мыслителей человек не может познать сознание животного, не являясь этим животным. Любые попытки отождествить психические явления с физическими процессами в мозге оказываются безуспешными вследствие субъективного характера сознания. Имея полное описание летучей мыши, включая работу органа эхолокации, мы так никогда и не узнаем, что же это такое – быть летучей мышью.
Мы, конечно, точно так же никогда не поймём, что значит – быть гептаподом. Однако, что важнее с точки зрения понимания фильма – мы никогда не поймём, что значит – быть Луизой Бэнкс. Вступив в одном из флэшфорвардов в дискуссию с Луизой, китайский военный роняет фразу, начало которой звучит примерно так: «Я не понимаю, как устроено ваше сознание». Очевидно, что такой поверхностный подход со стороны сценаристов усложняет анализ важного концепта. Язык определяет мышление. И язык изменяет сознание. Автор рассказа, однако, чуть щедрее на слова. Надеюсь, эта цитата внесёт окончательную ясность в понимание внутренней непротиворечивости «Прибытия»:
«До того, как я научилась думать на Гептаподе Б, мои воспоминания росли, словно столбик сигаретного пепла, порожденный бесконечно малым тлеющим огоньком, олицетворяющим мое сознание, которое неизменно пребывало в текущей точке настоящего. После того как я выучила Гептапод Б, мои новые воспоминания стали укладываться гигантскими блоками, каждый длительностью в годы; и хотя эти блоки прибывали в произвольном порядке и падали на произвольные места, новые воспоминания вскоре покрыли период в пять десятков лет. Особенность данного периода в том, что я уже знаю Гептапод Б достаточно хорошо, чтобы на нем думать; начало его приходится на время моих бесед со Свистуном и Трещоткой, а заканчивается он моей смертью.
Обычно Гептапод Б воздействует лишь на мою память, а мое сознание переползает изо дня в день, как и прежде: крошечная светящаяся точка упрямо ползет вперед по стреле времени, с той лишь разницей, что пепел памяти и позади нее, и впереди. И эта точка не горит… светит, но не греет.
Но бывает, что Гептапод Б берет власть в свои руки, и тогда внезапной вспышкой передо мной открывается прошлое и будущее одновременно; тусклая точка сознания обращается в раскаленный уголь протяженностью в пятьдесят лет, яростно пылающий вне времени. В таких озарениях я вижу — чувствую — воспринимаю целую эпоху как великую симультанность; она включает весь остаток моей жизни. И полностью — твою».
Есть такая заметка. Она очень поверхностная, конечно, но я даже не знаю, что к ней можно добавить.
Да здравствует Цезарь! / Hail, Caesar! (2016) Итан Коэн, Джоэл Коэн – 6. Коэны весьма недурно чувствуют себя в роли комедиантов. Братья, как правило, хорошо понимают, где находится черта, переступив которую талантливая сатира превращается в недалёкий непритязательный фарс. Кроме того, эпизоды, пародирующие пеплумы и мюзиклы, технически и актёрски совершенны. Главная претензия к «Hail, Caesar» - очень неровный сценарий. Вся линия Клуни кажется какой-то бессмыслицей: во-первых, сама по себе она не очень-то остроумна, во-вторых, кажется чужеродным телом в здоровом организме чистой комедии. Точно так же необязательным кажется шутейное морализаторство. Фильму остро не хватает целостности, какой-то точки опоры, которая могла бы объединить разрозненные эпизоды в единую историю.