Фильмы, которые вы недавно посмотрели

Не понравилось скатывание в ЛГБТ-тематику.

Не понравился излишний пафос "если бы не мы, война была бы проиграна", "мы выиграли вторую мировую" етц.

Понравилась игра Камбербетча. Его роль. Первоначально рассматриваемый Ди Каприо бы в роли ученого-гея не смотрелся бы.

о том, что талантливый пидарок победил фашистов чуть ли не в одиночку

Перед каждым начинающим режиссёром стоит нетривиальная задача. Как добиться успеха в киноиндустрии, если вам не доверяют работу над многомиллионными блокбастерами? На артхаусе много не заработаешь, только в долги влезешь, да и хочется быть поближе к домохозяйкам, не желающим вникать в тонкости искусства кино. В таком случае, пришло время снять ещё один заурядный мэйнстримный байопик! «Игра в имитацию», «Сельма», «Охотник на лис», «Снайпер» и герой сегодняшнего вечера «The Theory of Everything» («Вселенная Стивена Хокинга» во вселенной локализаторов, употребляющих ЛСД) номинированы на Оскар-2015. Неплохо бы было для начала, неправда ли?

Согласитесь, рецепт простой. Зачем писать оригинальные сценарии, если сама жизнь подкидывает нам великолепные истории? Личность Стивена Хокинга заслуживает того, чтобы её увековечили в какой-нибудь телевизионной научной передаче, но и для любителей мелодрам английский учёный припас кое-что любопытное. Хокинг широко известен как выдающийся физик-теоретик и популяризатор науки, но особую пикантность его образу придаёт боковой амиотрофический склероз. Последние 50 лет он лишён возможности двигаться. Частичную подвижность, однако, сохранил его указательный палец, благодаря чему учёный долгие годы имел возможность общаться и даже писать книги. По мере прогрессирования болезни эта функция была возложена (вдумайтесь в это!) на мышцы щеки. Можно, оказывается, быть инвалидом и при этом добиться очень многого. Воодушевляет? Наверное, да. Добавим в эту историю ещё больше мелодраматичности: дело в том, что первые признаки болезни у Стивена появились в 21 год. Ужасный возраст для того, чтобы стать инвалидом

Многообещающий студент (Эдди Редмэйн) оканчивает Оксфордский университет. Вся жизнь впереди: на горизонте замаячила перспектива докторской по очень любопытной теории, а рядом ещё появилась интересная девушка. И тут на молодого Хокинга обрушивается страшный диагноз. «Прогрессирующее нервное расстройство, уничтожающее клетки мозга, отвечающие за основную мышечную деятельность, например за речь, ходьбу, дыхание, глотание… Боюсь, вам осталось жить не более двух лет». Казалось бы, есть широкий простор для построения крепко сбитой драмы. Нужно только придумать сюжет и закрутить его вокруг конфликта, но создатели «Теории всего» ограничились экранизацией статьи об учёном из Википедии. Хокинг произносит какую-то многозначительную пошлость, а за ней сразу следует сентиментальная музыка. И это продолжается битые два часа. Первые же диалоги больше похожи на выжимки из биографии учёного, украшенные парочкой идиотских «научных» фактов. В этих бессвязных обрывках фраз сразу всплывает тема бога. За религиозность в фильме отвечает та самая «интересная девушка», Джейн Уайлд (Фелисити Джонс). Она не собирается бросать любимого человека в беде и выходит за него замуж. Судя по количеству детей, нажитых по мере их пребывания в браке, Стивен некоторыми частями своего тела орудует не хуже пальца. Однако по-настоящему потрясает зрителя тот факт, что в фильме толком-то ничего и не происходит. Какие-то лёгкие намёки на возможность драмы периодически появляются, но Джеймс Марш вместе со своими сценаристами будто сознательно их упускает, даже не пытаясь как-то накалить ситуацию. Ошеломляюще стерильное кино, в котором нет ничего!

Мне сложно сказать, какая часть мозга была поражена у людей, номинировавших эту нелепицу на «лучший адаптированный сценарий». Это абсурдно. Наибольшее внимание, конечно, привлекает исполнитель главной роли. Я не уверен в том, что для получения заветной статуэтки достаточно просто корчить рожи и невнятно мычать. Пусть Редмэйн в первых эпизодах играл ещё здорового Хокинга, но будь этот фильм о простом учёном, не страдающим от жуткой болезни, вряд ли на эту роль кто-то обратил бы внимание. Он, разумеется, бесконечно далёк от Дэниэла Дэй-Льюиса в «Моей левой ноге». На самом деле, если вы не испытываете непреодолимую потребность непременно ознакомиться лично со всеми номинантами ежегодной премии Академии кинематографических искусств и наук, то упомянутая выше драма Джима Шеридана намного более разумная рекомендация к просмотру, нежели фильм-колясочник Джеймса Марша.

Псевдо-патриотичная шелуха в духе «Легенды №17» всегда найдёт отклик в душе среднестатистического жителя российской глубинки. Многим, вне зависимости от их социального положения, победы любимой команды поднимают настроение, ведь личные достижения с лёгкостью замещаются успехами группы, к которой человек себя причисляет. Люди неосознанно испытывают гордость «за Россию», даже если они сами ничего не сделали ради спортивного триумфа национальной сборной. Таковы особенности человеческой психики. Работает это и в обратном направлении. «Дурак» – резкая и болезненная критика российской действительности, в которой вечные ценности подменяются шакальими идеалами личной выгоды. Юрий Быков написал крепкий сценарий, наглядно продемонстрировавший: убожество власть имущих, распиливающих бюджеты, мерзость того же порядка, что и преступная инертность низов. Разве жизнь по принципу «моя хата с краю» есть некая непостижимая мудрость, ниспосланная нам свыше? «Дурак» - страшное кино о том, как потеря человеческого облика становится национальной идеей. Многим это не понравится.

Так кто же он, тот самый Дурак? Главный герой драмы, сантехник Никитин (Артём Быстров), обнаружил после приезда на вызов в старенькое общежитие дом, готовый вот-вот рухнуть. По зданию уже пошла трещина, оно дало крен, однозначно указывающий на неизбежность падения в ближайшие сутки. Что же не так с Никитиным? Как вообще должен поступить любой нормальный человек? Наверное, нужно попытаться спасти людей. Вроде, так просто, верно? Однако вся абсурдность ситуации заключается в том, что решить этот вопрос на уровне местных властей фактически невозможно. Представители местной администрации очень беспокоятся о том, что гибель восьми сотен человек повлечёт за собой весьма печальные последствия. Их устранят от кормушки, а, быть может, даже посадят в тюрьму! О людях-то кто думать должен? На это есть Никитин, с ужасом вникающий в откровения тёти-мэра о «невозможности расселения». Её больше волнует, что вскроется чёрная бухгалтерия, откаты, воровство из фондов на капитальный ремонт. Вся её команда как на подбор: тут и прокурор, и начальник милиции, и вороватый архитектор. Все друг с другом повязаны. Кажется, они уже готовы с кафкианским задором похоронить жителей аварийного дома заживо, лишь бы замести следы. Может ли муниципальному ОПГ противостоять один маленький человек, обыкновенный сантехник? Беда в том, что среди простых людей, таких же бедняков, как и он сам, современный князь Мышкин не находит союзников. Всем плевать. Возможно, есть доля истины в утверждении, будто всякий народ достоин той власти, которую имеет?

Главный герой - работяга старой закалки, привыкший жить не по лжи. Человек с такими убеждениями, по мнению режиссёра, в нашем обществе обязательно станет белой вороной. Даже от родственников не приходится ждать помощи. Разве что отец пытается поддержать сына, но старик слаб и не тянет на роль активиста. В остальном же сантехник сталкивается с тотальным непониманием и осуждением. Хочется провести параллели между Никитиным и автором «Дурака». Конечно, Юрия Быкова поддерживает множество благодарных зрителей, но его детище умудрилось собрать массу самых нелестных отзывов. Критикуют, в основном, за пессимизм и клюкву. Впрочем, сейчас основное внимание людей, радеющих за показ в российских фильмах только лишь рекордных удоев и подвигов рабочих на заводах, приковано к международному успеху «Левиафана». Несмотря на то, что между «Дураком» и драмой Звягинцева много общего, они птицы принципиально разного полёта.

Очень правильный посыл у Быкова обретает форму плакатного лозунга. Если Звягинцев старается достучаться до интеллигенции, то режиссёр «Дурака» не оставляет попыток привлечь внимание широкой аудитории. Всерьёз говорить о художественных достоинствах быковского манифеста не приходится. Эстетически он неотличим от той же «Легенды №17». Обычное телемыло с недопустимо упрощёнными диалогами и театральным кривляньем, заменяющим актёрскую игру. Конечно, перед нами конъюнктурное кино. Именно в этом и заключается основное отличие киноискусства, в рамках которого остаётся «Левиафан», от обычной актуальной страшилки. Эстетика трагизма Звягинцева идёт рука об руку с вечностью, Быков довольствуется текущим моментом. Нет никаких сомнений в том, какой из этих двух фильмов останется в истории. При этом нельзя отрицать, что Быков занимается полезным делом, заполняя пустующую нишу злободневного мэйнстрима.

«Иногда именно те, кто, казалось бы, из себя ничего не представляют, делают то, что никто и представить не мог». Эту фразу по мере продвижения по сюжету вы услышите трижды. Она могла бы стать слоганом «Игры в имитацию», но её длина и смысловая несуразность привели к тому, что на афишах чаще можно встретить упоминание о том, что фильм «основан на невероятной, но реальной истории».

Алан Тьюринг известен тем, что внёс значительный вклад в развитие идеи компьютера общего назначения. Однако, для киноиндустрии в практическом отношении, прежде всего, интересны два факта его биографии. Во-первых, во время Второй мировой войны британец работал над взломом шифратора Enigma. Во-вторых, несмотря на заслуги перед отечеством и наукой, он пострадал за свои сексуальные пристрастия. Сегодня это кажется дикостью, но на туманном Альбионе в 52-м году гомосексуалистов сажали в тюрьмы. В качестве альтернативы, впрочем, можно было выбрать химическую кастрацию. Учёный склонился ко второму варианту. Наверное, это было не лучшее решение в жизни Тьюринга, учитывая, что через пару лет после добровольно-принудительного «лечения» он решил покончить с собой. «Игра в имитацию» как раз была создана для того, чтобы рассказать нам о гениальности и гомосексуальности. Фильм при этом начисто лишён эротизма и представляется мне некой средней величиной между сериалами «Шерлок» и «Доктор Хаус».

Центр мироздания по Тильдуму - это язвительный и находчивый Бенедикт Камбербэтч, выдающий одну остроту за другой, не забывая при этом изредка демонстрировать свою полную неспособность контактировать с живыми людьми. Именно он играет Алана Тьюринга. Типичный герой нашего времени. На Оскар Камбербэтч был номинирован, должно быть, за то, что смог умело сочетать лучшие (и хорошо известные) свои стороны с высотой почти театрального драматизма. Впрочем, в особо сентиментальные моменты он всё же отворачивается от камеры или прячет своё лицо. Как-то отмечать сюжет, игру других актёров или режиссёрский стиль просто бессмысленно. Ежегодно снимается десяток-другой подобных картин, часть из которых даже добирается до проката. Почти все они лишены даже намёка на художественную ценность. Это касается и «The Imitation Game», выделяющуюся из ряда однотипных подделок приличной главной ролью и ясной моральной базой, хорошо подходящей под формат Оскара. Основную мысль киношный Тьюринг доносит, отвечая на вопрос об особенностях машинного мышления. Впрочем, говорит он больше о себе, чем об искусственном интеллекте: «Ну, конечно, машины не могут думать как люди. Машины отличаются от людей. Следовательно, и думают иначе. Мы допускаем тот факт, что люди отличаются друг от друга. Вы любите клубнику, я ненавижу кататься на коньках. Вы плачете над грустными фильмами, у меня аллергия на цветы. Не в том ли причина различных вкусов и... предпочтений, что наш мозг работает по-разному, в том, что мы думаем по-разному? И если мы можем сказать так друг о друге, то почему бы не сказать то же и о мозге из проводов и металла?»

Есть какая-то ирония в том, что главная проблема таких фильмов – это их интеллектуальная ущербность. Упрощение сюжета, взаимоотношений, диалогов, даже манеры съёмки – это неизбежность или следствие тайного заговора? По всей видимости, для того, чтобы отбить кино в прокате, его нужно сделать достаточно глупым. Он должен быть понятен любой домохозяйке. Именно поэтому умнейшие люди своей эпохи у Тильдума выглядят немного примитивными и вместе с тем чуть более харизматичными, чем нужно.

Должно быть под влиянием от просмотра, ночью я увидел очень волнующий сон. Я сидел в кабинете Уинстона Черчилля. За столом были трое: сам премьер-министр, его собака и я, генерал Пасингтон. Было неприятно общаться с дилетантами, я начинал терять терпение от дурацких выходок Черчилля и его глупого пса. Особенно пса.

- Вуф, вуф-вуф, вуф! – дерзко подала мысль собака.
- Что вы имеете в виду? – опешил я.
- Вуф! Вуф, вуф-вуф-вуф, - снисходительно пояснила она. Черчилль, опустив глаза, рассматривал свои руки.
- Это же какое-то безумие посылать флот и всю авиацию в атаку на Японию, тем более у нас нет ни флота, ни авиации, - моему голосу недоставало армейской твёрдости и выдержки, я бросал быстрые взгляды на Черчилля, ожидая какой-то поддержки, но тот продолжал смущённо изучать грязь под своими ногтями.
- Вуф! Вуф, вуф-вуф-вуф, - повторила она чуть медленнее, добавив, - вуф-вуф.
- Господин Черчилль, о чём это он говорит?! – перешёл на крик, давая волю смешанному чувству страха и гнева. Премьер-министр быстро сунул руку в карман, достал оттуда миниатюрный пистолет и, прижав основание кисти к груди, направил его в мою сторону. Я почувствовал, что ему не хватало решимости. Пришло время взять себя в руки.
- Это просто смешно! Вам должно быть известно, что я не двойной агент, а тройной, - глядел ему в лоб, будто отчитывая. Черчилль покосился на собаку, та удивленно (или скептически?) приподняла бровь. Было очевидно, что такого поворота они не ожидали. Старик Уинстон изучал меня лишь несколько мгновений, после чего убрал оружие обратно, поднялся и подошёл к окну, встав к нам спиной. Он опёрся на подоконник и притворился, будто заинтересован чем-то происходящим во дворе. Это была победа. Пёс снова взглянул на меня, на этот раз сконфуженно. Хотел пролаять извинения, но я приложил ему указательный палец к пасти, чуть прикрыв при этом левую ноздрю.
- Не надо. Ничего не говори, всё нормально, - перешёл я на шёпот. Отняв руку, обнаружил на ней следы губной помады. «Так это сука?» - пронеслось у меня в голове. С поспешной брезгливостью вытер помаду о брюки. И только тут я обратил внимание на какие-то звуки, которые явно доносились со стороны окна. Как по команде мы с собакой повернули свои головы в сторону Черчилля. Великий британец плакал, тщетно пытаясь скрыть это от нас. Никогда не забуду всепоглощающего трагизма этого момента.

Проснулся я с ощущением жалости к Черчиллю и себе, а так же возросшей неприязнью по отношению к собакам. Моя история, наверное, это обратная сторона монеты трагической судьбы Тьюринга. И я во сне, и Тьюринг в фильме отлично знали, что делали, будучи уверенными в своей правоте, но оба не избежали несправедливых упрёков в некомпетентности. Как второй неожиданный удар – обвинение математика в гомосексуализме и меня - в государственной измене. Тут, конечно, нас застали врасплох. И Тьюринг испытывал тайное влечение к мужчинам, и я был предан фюреру. Однако если этот «высокоактивный социопат» не смог одолеть государственную карательную машину, то я без особого труда вышел победителем из противостояния с безумной и мстительной собакой.

Всё-таки я великий шпион, а не шелупонь какая-то! И британский генерал! Ловко обвёл всех вокруг пальца. Лишь оставшись наедине с собой, я выхожу на воображаемую сцену и с благодарностью слушаю восторженные крики «Браво!», кто-то даже кричит, что нехарактерно для театра, «Гениально!» и «Восхитительно!», а я одними губами повторяю «Я знаю…я знаю…»