- Скажи мне лучше, Вить, а не боишься ты одиночества?
- Раньше, Вась, боялся, а сейчас нет. Всю свою жизнь я боялся одиночества и делал всё, чтобы, в конечном счёте, остаться одному. Не специально, конечно, выходило так. Всю свою жизнь у меня болело где-то здесь, - ткнув себя кулаком в грудь, Виктор на какое-то время стал похож на добровольца, уходящего на фронт. - А сейчас, когда я остался один, ничего больше у меня не болит. Всю жизнь мне хотелось избавиться от этой боли, а получалось избавиться только тогда, когда напивался, как животное. И здесь, в тюрьме, я понял, что не любовь всю жизнь у меня была, а чувство собственности. Во всём виновато наше дурацкое чувство собственности и чувство важности. Мы же, Вась, всем обладать хотим. Была у меня подружка последние десять лет. Я думал, что люблю её, и был уверен во взаимных чувствах. Но, как только полиция меня посадила, взяла моя любовь спрятанную у меня заначку в три штуки баксов, и сбежала в Тайланд, оставив меня тут одного. Сначала очень грустно было от того, что все меня бросили. Три месяца один тут сидел, пока тебя не посадили. Ни одна сука меня не навещала. А потом я ощутил необыкновенную легкость. Легкость от того, что не нужно ни о ком заботится. И обо мне заботиться не надо. Лучше меня самого никто обо мне не позаботится. И понял я здесь ещё одну вещь: мне никто не запрещает любить всех, кого я люблю, не обладая ими. И теперь я люблю свою подружку дистанционно, не обладая ею. И что же получается? Я эту трёшку, что она увела, зарабатывал, чтобы на неё потратить, только потратить эти деньги я хотел так, как мне казалось правильным. И думал я, что деньги зарабатываю для того, чтобы она ещё больше меня любила. А любовь, оказывается, невозможно за деньги усилить. Любовь к себе можно вызвать только безусловной любовью, и ничем больше. Тогда, когда ты не обладаешь человеком, а просто любишь, то и тебя за это просто любят. А я, Вася, всю жизнь боялся потерять то, чем владел. А сейчас я не хочу никем обладать, сейчас я хочу жить для себя. Всю свою жизнь я жил для кого-то, а теперь хочу просто любить и не требовать ничего взамен. И любить я хочу в первую очередь себя. Потому, что если себя я любить не буду, кто же захочет меня любить?
- Так-то, оно верно всё, - соглашаюсь я, дождавшись, когда Виктор закончит свою эмоциональную речь. - Но, ведь помимо безусловной любви есть ещё и условная. Любой женщине нужно, чтобы за ней ухаживали, чтобы её добивались. Любая женщина скажет, что она мечтает, чтобы ею обладали.
- Ага, и ею, только одной, - добавляет Виктор, загадочно подняв указательный палец в небо. - А это, Вась, уже не любовь, здесь зарождается это самое дурацкое чувство собственности. Ведь все мы по своей природе одиноки, пришли в этот мир, ничем не владея, и уйдем такими же. И поэтому, любить лучше всего в этом мире ничем не обладая, и не претендуя ни на что. Ведь как только мы начинаем обладать кем-то или чем-то, то со временем эта любовь затухает. И сердце тогда начинает болеть, посылая нам знаки, что делаем мы что-то не так. Я только здесь, в тюрьме, прекратил чувствовать эту боль, когда обладать стало совсем нечем. Я вот сидел, Вась, первые месяцы, и злился на свою подружку, злостью чуть не изъел себя изнутри, а как отпустил свою хватку собственника, так стал наслаждаться любовью к ней. И, теперь вспоминаю её и люблю, а не ненавижу. Пусть она сейчас где-нибудь с кем-то другим. Но, ведь когда любишь, то готов всё отдать, лишь бы предмету обожания хорошо было. Вот поэтому я, Вась, и не боюсь сейчас одиночества. Мы все одиноки на этой планете, и любить, как я понял, гораздо приятнее, чем быть любимым.
- Как ни странно, Вить, но мне тоже в какой-то степени на душе стало легче здесь, в тюрьме. Я последнее время на воле бессонницей мучился, подбухивал частенько, казалось, что вокруг всё что-то не так. Ни Солнце, ни море, ни близкие для меня люди, - ничего не радовало, всё больше хотелось одному побыть. Понимал, что что-то не так я делаю, что не совсем правильно я живу. Мечтал английский язык выучить хорошо, мечтал мышцы подкачать, мечтал от живота избавиться, мечтал книжку написать о своей психоделической революции. И совсем не получалось у меня то, о чём я мечтал. На какую-то ерунду время находилось, а мечты всё время на потом откладывал. Живя возле моря, я купался в нём за всё время всего один раз. Объелся я всеми видами удовольствий так, что честно говоря, не радовало почти ничего. И Лена моя последнюю пару лет в Россию всё рвалась. А я удерживал ее. Хотел, чтобы всё по-моему только было, хотел героем быть, хотел, чтобы ещё больше меня все любили. А чтобы любили, нужно давать то, что хотят, а я, Вить, так же как ты давал то, что мне хотелось. Хотел, чтобы дочка моя в школе училась в такой, какой у меня не было, а ей сейчас в русской больше нравится. Хотел я, чтобы жили мы там, где мне хотелось, всё я хотел по-своему. Ведь я - Бог, мне же лучше видно. А сердце мне говорило, не так должно быть всё, но я его не слушал, заглушал алкашкой последнее время. Не поверишь, иногда я в тюрьме себя представлял.
- И я, Вась, тоже.
- Вот, Вить, и допредставлялись мы с тобой. Правильно здесь, в Азии, говорят: мысли и желания материальны. Просто материализуются они не сразу, и не совсем так, как хочется. Здесь, в Азии, точно нужно знать, что желаешь, и ярко себе это представлять. А мы с тобой, Вить, не знали, что ещё и пожелать. Ничего уже не радовало, вот здесь и оказались. А не кажется тебе, Вить, что когда на сердце всё хорошо и спокойно, то скучно жить снова становится? Не бывает ведь Рая без Ада. Помнишь, месяц назад я давал тебе книжку Кундеры? Так вот, я так же скучаю по невыносимой тяжести бытия. А от невыносимой легкости повеситься хочется. Не выход это, - одиночество с безусловной любовью. Хочется контрастных чувств. Как можно любить, не зная, что такое ненависть? Хочется, Вить, всего спектра чувств, а не тех, что тебе сейчас позволены. Знал я одного одиночку, который всех, безусловно, любил и сам вроде счастлив был. Раньше его можно было на всех пати повстречать. Серёга Одесский его звали. Он здесь жил, ещё до твоего приезда в Гоа, дед с виду лет семидесяти, длинные белые волосы, борода седая до груди, всё время с шарами железными в ладонях танцевал. Всех любил. В мунсун повесился он в Арамболе. И записку предсмертную оставил. Написал, что ему всё стало понятно, и скучно в этой жизни. Написал, что пошёл дальше, в другое измерение.
Василий Караваев, "Исповедь психоделической устрицы"(с)
Лучше курить, при поедании реально хреново может быть) Крутые фотки, побольше таких постов плз