Когда меня призвали в армию, был такой порядок - призывать парней из вузов прямо в процессе обучения. Придумали его примерно за пару лет до моего призыва, а отменили практически сразу после моего увольнения. Закончил второй курс - и ушёл на два года в армию (а мой друг - на три, во флот попал). ДМБ-88.
Попал в Подмосковье. Часть небольшая, одна рота солдат, но значимая - прямого подчинения Генштабу ВВС. Офицеров с прапорщиками ещё на пол-роты набиралось. Командир части получал полковника, а на пенсию уходил генерал-майором. А с проверками генералы из Москвы наведывались регулярно и без всякого предупреждения. Поэтому солдаты уставы учили наизусть и соблюдали их очень строго. (Мой сын сейчас в белорусской армии даже не представляет, как это можно уставы наизусть учить - и это при том, что он прошёл учебку в Печах).
Одним из нарядов было патрулирование территории техцентра. Глубоко в лесу была территория метров 200х200, на которой был сам техцентр, в котором круглосуточно на боевом дежурстве находилась дежурная смена из примерно 20 солдат и кучки начальства, а также штаб, учебные здания, склады, дизель-электростанция, бомбоубежища. Всё это обнесено заграждениями из колючей проволоки. Вот по этой территории и ходил часовой. На ночь выдавались патроны, а днём оружие было незаряженным, только с примкнутым штыком ходили.
Служили мы с карабинами Симонова (СКС). Классная вещь, очень хотел бы дома такой иметь, но на дембель не разрешили с собой забрать мой №АИ1186, который я два года почти ежедневно разбирал, протирал и смазывал. С которым я столько отходил часовым в любое время года. Даже в 30+-градусные морозы, когда в ночи громко лопалась кора на промёрзших берёзах, а к колючей проволоке ограждений приходили лоси с лосятами на ночёвку (а мы им хлеб подбрасывали на подкормку, но увидеть их в темноте было трудно, страху только нагоняли своей ходьбой, по утрам находили следы и ямки-лёжки), когда приходили мы с карабином в тёплую казарму и по пути к оружейной комнате он покрывался толстым слоем льда. На стрельбах я лишь раз выбил 24 из 30 (тремя выстрелами), а так обычно 28-29.
В часть я попал почти сразу после призыва. Две недели в учебке проходили курс молодого бойца, потом присяга и я попал сразу в часть в числе десяти "везунчиков". 150 человек нас привезли из Гомеля и Ленинграда, основная масса на полгода осела в учебке, а нам десятерым определили специальности, по которым в учебке не обучали, а только стажировкой в боевой части можно было их освоить. Полгода мы вдесятером были самыми младшими по сроку службы наравне с теми, кто пришёл на полгода раньше нас, а потом ещё полгода самыми младшими вместе со своим призывом, пришедшим из учебки. Но на дедовщину особо пожаловаться не могу. То ли близость к Москве и большое количество начальства в части сыграло в этом роль, то ли большое количество студентов среди солдат, но без зверств, просто было традиционное деление на периоды службы с соответствующей нагрузкой в работе и в нарядах, которое соблюдалось без особого принуждения. Просто духи не спорили с черпаками, а дедушкам вообще нельзя было перечить.
Вот только сейчас я и перехожу к сути своей истории. Произошла она где-то за 3 месяца до того, как я попал в часть, и надолго стала одной из легенд, окутанных тайной. Офицеры и прапорщики постоянно её вспоминали на инструктажах часовых перед заступлением на пост. Но то, что они вспоминали было лишь вершиной айсберга, суть произошедшего была от них скрыта. Участников было двое - один из молодых (назовём его Ф.), а второй был дедушкой (пусть будет С.), у которого я и мой коллега-напарник проходили стажировку и только нам из молодых он перед дембелем рассказал, что произошло на самом деле. Кто-то ещё из их друзей знали, но все молчали.
Итак, ночь. С. на дежурстве в здании техцентра. Выходит покурить на крылечко. И замечает в темноте возле стены часового, а им был Ф. И вот бравый дедушка С. подходит к Ф., говорит, что службу он несёт плохо, забирает у него карабин - становись к стене, буду тебя расстреливать. Прицелился в голову и нажал на спусковой крючок.
Тут нужно сказать, что процедура заряжания СКС намного сложнее, чем у АК. Это не просто вставить магазин. Нужно отодвинуть назад затвор, вставить в него скобу с 10 патронами, нажать сверху пальцем, утопить все патроны в маленький магазин СКСа, после чего, придерживая верхний патрон внизу, убрать скобу и вернуть затвор на место. Сделать контрольное нажатие на спусковой крючок. Карабин в это время находится дулом в пулеуловителе, а рядом процесс контролирует дежурный офицер/прапорщик. Если был нарушен процесс, патрон попал в ствол и произошёл выстрел - сразу боец отправляется на гауптвахту (а она у нас была в Таманской дивизии, все, кто там побывал, приходили сломленными людьми, как после тюрьмы), потом и дежурный получает взыскание. Поэтому случаи таких выстрелов были единичными (если заглянуть в пулеуловитель, можно было увидеть три следа от пуль - и это где-то за двадцатилетнюю историю части), а вероятность нахождения патрона в стволе у часового на посту - просто нулевая с высокой степенью точности. Все участники этой истории понимали, что этот "расстрел" - просто глупая шутка от скучающего дедушки.
Как рассказывал мне потом С., какая-то неведомая сила заставила его поднять ствол карабина чуть выше головы Ф. Прозвучал выстрел, пуля прошла через шапку Ф., пробила наружную стену техцентра, одну внутреннюю, срикошетила от ещё одной внутренней и упала под ноги дневального, который шёл по коридору в умывальник, нёс мыть поднос с кружками - дежурная смена как раз попила чай. Дневальный понял, что это нападение на техцентр, бросил всё и побежал объявлять тревогу.
С. всё просёк мгновенно. Он быстро всунул карабин в руки белого как бумага Ф. и сказал ему, что нужно говорить о том, что Ф. заигрался с оружием и случайно выстрелил сам. После чего удалился в темноту и зашёл в техцентр с другой стороны.
Случайный выстрел на посту - это неслыханное ЧП. Но отдать часовому своё оружие другому человеку - это уже преступление. Так же как и для стрелявшего. За рассказанную правду оба пошли бы в дизбат. Поэтому Ф. всё взял на себя и отделался гауптвахтой. Разбирательство было серьёзным, но он выдержал все пыткидопросы. И долго ещё потом терпел последующий позор. Он был родом из Сибири, из потомственных охотников. Этих сибирских охотников офицеры-прапорщики поминали на каждом инструктаже и со смехом спрашивали, как это потомственный охотник в шапку попал, а в цель промахнулся. Когда Ф. слышал такое, его лицо наливалось кровью до ярко-пунцового цвета. Но он всегда молчал и ничего не говорил в ответ.