Цитата (GoRush @ 24.7.2014)
А как называть людей которые не отрицают возможность существования бога, но на 100% уверенны, что все известные на данный момент религии, это наеб и к настоящему богу отношения не имеющие. Соответственно все попы, мулы, далайламы и т.п. шарлатаны.
Ну конечно, настоящий Бог. Мужчина или женщина? Выбери сам себе Бога. Ты же человек разумный? Homosapiens? Земной Бог не предаст тебя перед лицом смерти, это лишь миг, поцелуй. Он предаст перед лицом боли, физической боли, адской боли или нет? Ну вот тот, кто нет и есть Бог. Но в это можно только поверить, эту херню проверить нельзя. Все Боги в библиотеке, в музыке, в кино, в жизни (в последнюю очередь). Во всех религиях есть правда, чистая правда, как вода из горной реки. Рай и Ад? Ну надо же дать надежду Воинам, не просто так валяться в поле с отрубленной рукой. Инь Янь - ну тут вообще всё просто, это наука. Люди забыли, что такое боль, что такое судьба, что такое любовь, остались только наслаждения. Интернет вот придумали - убили целое поколение, поколение моего отца - отсутствие выбора, а вот поколение деда никто не убивал, они знают, что выбора никакого и в помине нету, они выпили всю боль от первой до последней капли крови, пота и слёз. Они умирали не раз и до сих пор живы. Кто на твой взгляд гений, Лермонтов, который понял абсолютно всю жизнь и всю смерть, всех баб, всех мужиков, все страхи и пороки, но вот судьба у него такая. Патриарх осознания, он чёта всё вверх да по сторонам стрелял на дуэлях, а по черкесам в голову и грудь, шарлатан наверное просто. Он гений, ангел, ему стоит Верить? или лучше какому-то человеку из 21-ого века, который там в книжке всё про всё напишет и жабу с космонавтами сделает и татуировок куча с бородой (никого не имею ввиду, это просто образ).
The Bible, page 10033654374, what is history of human being before nuclear weapon Скалами серыми украшен
И вдался в море; и на нем
Орлы да коршуны гнездятся,
И рыбаки к нему боятся
Подъехать в сумраке ночном.
Прикрыта дикими кустами,
На нем пещера есть одна —
Жилище змей — хладна, темна,
Как ум, обманутый мечтами,
Как жизнь, которой цели нет,
Как недосказанный очами
Убийцы хитрого привет.
Ее лампада — месяц полный,
С ней говорят морские волны,
И у отверстия стоят
Сторожевые пальмы в ряд.
В то время смерти ангел нежный
Летел чрез южный небосклон;
Вдруг слышит ропот он мятежный,
И плач любви — и слабый стон,
И, быстрый как полет мгновенья,
К пещере подлетает он.
Тоску последнего мученья
Дух смерти усладить хотел
И на устах покорной Ады
Свой поцелуй напечатлел:
Он дать не мог другой отрады!
Или, быть может, Зораим
Еще замечен не был им...
Но скоро при огне лампады
Недвижный, мутный встретив взор,
Он в нем прочел себе укор;
И ангел смерти сожаленье
В душе почувствовал святой.
Скажу ли? — даже в преступленье
Он обвинял себя порой.
Он отнял всё у Зораима:
Одна была лишь им любима,
Его любовь была сильней
Всех дум и всех других страстей.
И он не плакал, — но понятно
По цвету бледному чела,
Что мука смерть превозмогла,
Хоть потерял он невозвратно.
И ангел знал, — и как не знать?
Что безнадежности печать
В спокойном холоде молчанья,
Что легче плакать, чем страдать
Без всяких признаков страданья
«Нет! не могу в пустыне доле
Однообразно дни влачить;
Я волен — но душа в неволе:
Ей должно цепи раздробить...
Что жизнь? — давай мне чашу славы,
Хотя бы в ней был смертный яд,
Я не вздрогну — я выпить рад:
Не все ль блаженства — лишь отравы?
Когда-нибудь всё должен я
Оставить ношу бытия...
Скажи, ужель одна могила
Ничтожный в мире будет след
Того, чье сердце столько лет
Мысль о ничтожестве томила?
И мне покойну быть? — о нет!..
Взгляни: за этими горами
С могучим войском под шатрами
Стоят два грозные царя;
И завтра, только что заря
Успеет в облаках проснуться,
Труба войны и звук мечей
В пустыне нашей раздадутся.
И к одному из тех царей
Идти как воин я решился.
Но ты не жди, чтоб возвратился
Я побежденным. Нет, скорей
Волна, гонимая волнами
На трупы трупы упадали...
Но отступает наконец
Одна толпа; и побежденный
Уж не противится боец;
И по траве окровавленной
Скользит испуганный беглец.
Один лишь воин, окруженный
Враждебным войском, не хотел
Еще бежать. Из мертвых тел
Вокруг него была ограда...
И тут остался он один.
Он не был царь иль царский сын,
И только хладное презренье
К земле оставила она;
За гибель друга в нем осталось
Желанье миру мстить всему;
И ненависть к другим, казалось,
Была любовию к нему.
Всё тот же он — и бесконечность,
Как мысль, он может пролетать,
И может взором измерять
Лета, века и даже вечность.
Но Ангел смерти молодой
Простился с прежней добротой;
Людей узнал он: «Состраданья
Они не могут заслужить;
Не награжденье — наказанье
Последний миг их должен быть.
Они коварны и жестоки,
Их добродетели — пороки,
И жизнь им в тягость с юных лет...»
Так думал он — зачем же нет?..
Его неизбежимой встречи
Боится каждый с этих пор;
Как меч — его пронзает взор;
Его приветственные речи
Тревожат нас, как злой укор,
И льда хладней его объятье,
И поцелуй его — проклятье!..
Ну конечно, настоящий Бог. Мужчина или женщина? Выбери сам себе Бога. Ты же человек разумный? Homosapiens? Земной Бог не предаст тебя перед лицом смерти, это лишь миг, поцелуй. Он предаст перед лицом боли, физической боли, адской боли или нет? Ну вот тот, кто нет и есть Бог. Но в это можно только поверить, эту херню проверить нельзя. Все Боги в библиотеке, в музыке, в кино, в жизни (в последнюю очередь). Во всех религиях есть правда, чистая правда, как вода из горной реки. Рай и Ад? Ну надо же дать надежду Воинам, не просто так валяться в поле с отрубленной рукой. Инь Янь - ну тут вообще всё просто, это наука. Люди забыли, что такое боль, что такое судьба, что такое любовь, остались только наслаждения. Интернет вот придумали - убили целое поколение, поколение моего отца - отсутствие выбора, а вот поколение деда никто не убивал, они знают, что выбора никакого и в помине нету, они выпили всю боль от первой до последней капли крови, пота и слёз. Они умирали не раз и до сих пор живы. Кто на твой взгляд гений, Лермонтов, который понял абсолютно всю жизнь и всю смерть, всех баб, всех мужиков, все страхи и пороки, но вот судьба у него такая. Патриарх осознания, он чёта всё вверх да по сторонам стрелял на дуэлях, а по черкесам в голову и грудь, шарлатан наверное просто. Он гений, ангел, ему стоит Верить? или лучше какому-то человеку из 21-ого века, который там в книжке всё про всё напишет и жабу с космонавтами сделает и татуировок куча с бородой (никого не имею ввиду, это просто образ). The Bible, page 10033654374, what is history of human being before nuclear weapon
И вдался в море; и на нем
Орлы да коршуны гнездятся,
И рыбаки к нему боятся
Подъехать в сумраке ночном.
Прикрыта дикими кустами,
На нем пещера есть одна —
Жилище змей — хладна, темна,
Как ум, обманутый мечтами,
Как жизнь, которой цели нет,
Как недосказанный очами
Убийцы хитрого привет.
Ее лампада — месяц полный,
С ней говорят морские волны,
И у отверстия стоят
Сторожевые пальмы в ряд.
Летел чрез южный небосклон;
Вдруг слышит ропот он мятежный,
И плач любви — и слабый стон,
И, быстрый как полет мгновенья,
К пещере подлетает он.
Тоску последнего мученья
Дух смерти усладить хотел
И на устах покорной Ады
Свой поцелуй напечатлел:
Он дать не мог другой отрады!
Или, быть может, Зораим
Еще замечен не был им...
Но скоро при огне лампады
Недвижный, мутный встретив взор,
Он в нем прочел себе укор;
И ангел смерти сожаленье
В душе почувствовал святой.
Он обвинял себя порой.
Он отнял всё у Зораима:
Одна была лишь им любима,
Его любовь была сильней
Всех дум и всех других страстей.
И он не плакал, — но понятно
По цвету бледному чела,
Что мука смерть превозмогла,
Хоть потерял он невозвратно.
И ангел знал, — и как не знать?
Что безнадежности печать
В спокойном холоде молчанья,
Что легче плакать, чем страдать
Без всяких признаков страданья
Однообразно дни влачить;
Я волен — но душа в неволе:
Ей должно цепи раздробить...
Что жизнь? — давай мне чашу славы,
Хотя бы в ней был смертный яд,
Я не вздрогну — я выпить рад:
Не все ль блаженства — лишь отравы?
Когда-нибудь всё должен я
Оставить ношу бытия...
Скажи, ужель одна могила
Ничтожный в мире будет след
Того, чье сердце столько лет
Мысль о ничтожестве томила?
И мне покойну быть? — о нет!..
Взгляни: за этими горами
С могучим войском под шатрами
Стоят два грозные царя;
И завтра, только что заря
Успеет в облаках проснуться,
Труба войны и звук мечей
В пустыне нашей раздадутся.
И к одному из тех царей
Идти как воин я решился.
Но ты не жди, чтоб возвратился
Я побежденным. Нет, скорей
Волна, гонимая волнами
Но отступает наконец
Одна толпа; и побежденный
Уж не противится боец;
И по траве окровавленной
Скользит испуганный беглец.
Один лишь воин, окруженный
Враждебным войском, не хотел
Еще бежать. Из мертвых тел
Вокруг него была ограда...
И тут остался он один.
Он не был царь иль царский сын,
К земле оставила она;
За гибель друга в нем осталось
Желанье миру мстить всему;
И ненависть к другим, казалось,
Была любовию к нему.
Всё тот же он — и бесконечность,
Как мысль, он может пролетать,
И может взором измерять
Лета, века и даже вечность.
Но Ангел смерти молодой
Простился с прежней добротой;
Людей узнал он: «Состраданья
Они не могут заслужить;
Не награжденье — наказанье
Последний миг их должен быть.
Они коварны и жестоки,
Их добродетели — пороки,
И жизнь им в тягость с юных лет...»
Так думал он — зачем же нет?..
Его неизбежимой встречи
Боится каждый с этих пор;
Как меч — его пронзает взор;
Его приветственные речи
Тревожат нас, как злой укор,
И льда хладней его объятье,
И поцелуй его — проклятье!..