Где-то в 12 или 13 я смог впервые дать ему отпор. Да, мне было 12, в то лето мы ездили на юг, где все знакомые тетки отмечали как я "здорово вытянулся". Разумеется, он был сильно пьян и плохо держался на ногах, но его хватка, меня это поражало и позднее, была как у бульдога. Он так и не отпустил меня, хоть его лицо и стало алым и потрескавшимся, он держал меня до конца. А я бил и костяшки находя, новые нетронутые ранее места, врезались разрывая плоть. В этом было, что-то животное, как молодой самец захватывает лидерство в прайде, я просто должен был это сделать.Так мне казалось. Это был первый, но далеко не последний раз, когда я поднял руку на своего отца. Дальше все было иначе и по прежнему, дело в том, что побои его не пугали, он был дворовым псом не знавшим пряника и давно привыкший к кнуту. Невероятно живучий и озлобленный на весь белый свет. Один на льдине ломом подпоясанный. Помню, мы с сестрой донимали мать,-"Почему не разведешься, зачем тебе этот пьяница?", а она все оправдывалась,- "Ведь он не всегда был такой..."
Спортсмен, легкоатлет, солнышко крутил. Статный, эрудированный, щеголь. А потом, клещ, энцефалит. Ему сказали пить больше нельзя - последствия не предсказуемые, но ему ни кто был не указ. И лежа в луже, у Киномакса, пьяным вдрызг, он кричал "Это моя лужа!" Мне было стыдно, много-много раз. Я чувствовал не справедливость, ну почему у нас папка не как у всех и дело даже не в деньгах. Почему вместо игры на гитаре, искусства брить щеки и вождения машины, он научил меня, сам того не ведая, пить крепкое пиво, крутить самокрутки из бычков и врать всем, скрывая какой ты внутри слабый, жалкий человечишка. Я прошел лишь половину пути, который осилил он, но уже повторил все его ошибки, перенял все то, чего всегда стыдился. Никто не понимал и не поймет его как я, ведь я и есть он, по образу и подобию.
Мы не были в соре, но после моего отъезда из Тюмени, он написал письмо, передал через мать. Там не понятно, после инсульта он плохо писал. Это был стих, что-то про березу и в конце "прости". А я в ответ отправил большой торт на юбилей, просил написать "Бате от сына", ему бы понравилось, но в итоге там было что-то про 60 лет. Странно это, но я чувствовал беду и даже как-то поймал себя на мысли, что думаю о нем в прошедшем времени, эта песня 2517 еще, про папу, крутилась постоянно где-то рядом. Хотел же и летом, потом в сентябре, на новый год надо было, но то денег не было, там переезд совпал, потом гости прилетели, ну как это обычно бывает. В итоге твердо решил, как бы там не было на батину днюху точно прилечу. До 61ого дня рождения он не дожил две недели. А я, так и не поговорил с ним по душам.
Надо было заплакать еще после той смски, но я не смог. Вдруг справится, ведь всегда справлялся. Энцефалит, туберкулома и потеря легкого, пьяная драка и трепанация, позднее инсульт потом еще один, лет 10 назад врачи сказали что из-за облитерирующего эндартериита он потеряет ногу, но не тут то было, его ничего не брало, он должен был справиться. Но повторная остановка и папы больше нет.
На отпевании, дядька причитал,- "Плачь, Танька, плачь сильнее, все таки родного отца хоронишь". Она ревела, а я смотрел на всех этих людей, половину из которых он даже не знал и не мог. Хотя слезы переполняли и рвались наржу, но что-то внутри одергивало, ведь он никогда не ныл, никогда и я не мог.Лишь когда стали закрывать крышку гроба, я вцепился, в последний раз, взглядом в своего не путевого, упрямого, наивного старика и разрыдался. Это было морозное январское утро, земля была как камень и могильщики жгли костры, воняло резиной. От меня все ждали каких-то слов, но я не стал играть на этом празднике лицемерия, ведь нужные слова я не сказал и уже не скажу никогда.
Последние годы, отец не пил и даже бросил курить. Они смотрели вечерами теливизор, точнее мама смотрела телик, а он на нее и улыбался. Сколько было скандалов, драк и стуков по батареям. Все в прошлом. Теперь все на самом деле иначе, и Витя "веротолетчик" больше не ждет ее с работы. Ремонт наконец доделали. А Павлик с Таней совсем взрослые, за тысячи километров от дома. За несколько лет наша размеренная жизнь изменилась, до не узнаваемости. И вот я смотрю на мир его глазами, чувствую его частичку в себе. Я думал он не дал мне ничего, но по факту все что меня определяет досталось от него. Спи спокойно папа, теперь моя очередь прыгать на одни и те же грабли. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? Смогу ли я когда-нибудь себя простить?
Интересно было тебя почитать.